Миры Роберта Чамберса

— Зря вы пришли. — Даниэль поскоблил ногтями щёки, сдирая пустулы. — Я не могу покинуть отель.

— Почему же?

Он закашлялся. А я поднял взор и онемел. Почти у самого потолка золотистые обои были сорваны и под ними…. Под ними ничего не было. Когда я говорю «ничего», я имею в виду «совсем ничего». Ни цемента, ни дерева, ни кирпича. В бесформенной яме величиной с форточку кишела первозданная чернота. Мир в том месте попросту не сотворили.

— Святой Сильвий…

Дверь распахнулась настежь. Мимо меня, остолбеневшего, прошествовали Максим и его однояйцевый брат.

— Не прикасайтесь ко мне! — испуганно воскликнул Даниэль.

— Прекратите дурить, месье Валенте! — Максим потирал рану на подбородке и не видел ерунды, творящейся со стеной. — Мы отвезём вас в Париж.

— Идиоты! Руки прочь!

Но Максим проигнорировал требования. Он взял Даниэля в охапку и потащил, как куклу. Ступни парнишки волочились по ковру.

— Слушайте, — сказал я. — Там какая — то чертовщина.

Максим дёрнул губами нервно. Я крепко его достал.

— Нет, без шуток.

— Эй… — Водитель наконец обнаружил ничто за обоями. — Максим!

«Шкаф» нехотя обернулся.

В следующий миг случились сразу две вещи. Во — первых, Даниэль выскользнул из лап Максима и это не выглядело побегом. Скорее уж некая незримая сила буксировала его обратно в кресло, где он и сел в прежней позе. Во — вторых, ничто набухло пузырём и увеличилось в размерах. Чёрным — пречёрным дымом выползло из стены. Теперь взоры всех присутствующих были к нему прикованы. Я вспомнил фальшивые фотографии спиритических сеансов. Облако эктоплазмы витало под потолком, его форма менялась, вылепляясь во что — то абсурдное и источая невыносимую вонь. Мой мозг отказывался обрабатывать информацию. Наверное, нечто похожее ощутили мангусты и долбаные песчанки в Сахаре, увидев, как распускается гриб «Синего тушканчика»[23].

— Я предупреждал вас! — обречённо произнёс Даниэль. Максим выхватил короткоствольный «зауэр», но воспользоваться оружием не успел. Живая тьма выстрелила отростками. Извивающиеся щупальца оплели Максима и оторвали от пола. Он размахивал конечностями и хлопал ртом.

В облаке материализовалось колоссальное рыло. Чёрное, бесплотное рыло кабана. Я видел треугольные уши, крошечные злые глазки и устрашающие клыки, но не было ни туловища, ни ног — только отростки, обрамляющие дымчатого дьявола, только вязкая субстанция, соединяющая его со стеной.

Пистолет харкнул свинцом в молоко. Пуля прошила бумажный абажур торшера. Из раззявленной пасти раздалась человеческая речь и это было безумнее самой головы, висящей в воздухе. Потому что кабан говорил на немецком. Мужской рокочущий голос. Несколько рублёных фраз, я думаю, Максим их понял. Потому что он заорал. Но крик захлебнулся тут же, дабы не тревожить крыс и демонов улицы Гадара. Кабан проглотил Максима разом с пиджаком, штанами и ботинками. Был «шкаф» и нет: на всё про всё нечисти понадобилось секунд пять.

Затем, словно киноплёнку перемотали задом наперёд, рыло растворилось в облаке, а облако ушло в стену. Втянулись чёрными соплями щупальца. Мыслящая тьма не исчезла бесследно, но угомонилась, вновь став ничем в прорехе обоев над сгорбившейся фигурой Даниэля.

Водитель сбежал, как ошпаренный и я его не винил. Отель «Кактус» погрузился в тишину, лишь оброненный пистолет, амбре тухлятины и беспредельный мрак под шелушащимся потолком свидетельствовали, что я не рехнулся. Что только что на моих глазах призрачное чудище пообедало центнером человечины.

Мрак уснул, насытившись. Некоторое время мы молчали. Наконец я предложил:

— Может, пойдём отсюда?

— Ты не понимаешь. — Даниэль сдавил ладонями виски. — Оно не отпустит меня. Я не могу покинуть этот номер. Мы обвенчаны.

— И кто жених?

— Его называют по — разному. Привратник. Гадаринская свинья. Вепрь Первого Круга.

— Почему он нас пощадил?

— Пощадил? — Даниэль хохотнул тоскливо. — Ему неведома пощада. Хочешь убедиться? Дотронься. — Даниэль выпростал ко мне мелко дрожащую руку. — Дотронься до меня, и он снова явится и унесёт тебя в ад.

— Убери — ка клешню, — посоветовал я, поднимая «зауэр» и засовывая его в карман. — Значит, пока я не контактирую с тобой физически, я в безопасности?

Даниэль кивнул.

— Хорошо. — Я не сводил с тьмы глаз. — Выкладывай, какого чёрта здесь происходит.

Он выложил.

* * *

Даниэль Валенте искал ад. В запасниках библиотек, в каменоломнях, в переулках Еврейского квартала. С тех пор, как он узнал, чем промышляли родители при Гитлере, он мечтал об одном: доказать, что реальность не ограничивается материальным, что существует зло в библейском понимании, а наш мир — велодром, где горстка несчастных ожидает отправки в загробный Освенцим[24].