Миры Роберта Чамберса

Однажды, устав от двойной жизни, от лжи и самообмана, от обречённости на одиночество, он решил покончить с собой — но не с Джерри. Он рассказал всё родителям, с садистским удовольствием наблюдая, как меняется лицо отца; он рассказал всё немногочисленным друзьям и больше никогда не видел ни одного из них; он ступил на дорогу, которая в итоге привела его из угрюмой, верующей в умерщвление плоти провинции сюда, в Питер. На Невский Проспект, полный соблазна и света. Даже ночью. Особенно ночью.

Но старое имя притащилось следом. Оно скрывалось в документах, возникало в письмах из банка, всплыло при устройстве на работу, настойчиво звучало в редких телефонных разговорах с матерью. А сменить его по закону можно было только по месту регистрации. Возвращаться Джерри не хотел, не мог. Он бы просто скопытился в поезде, идущем в родной город.

Хорошо, что в Питере хватало людей вроде Архипа, всегда готовых облегчить страдания. Вот только с дозировкой нужно всё — таки аккуратнее — похоже, за первой волной прихода надвигалась ещё одна, огромная и тяжёлая. Свет фонарей размазывался по поверхности бытия, струился искрящимися нитями на фоне неба. Фасады по обе стороны проспекта сливались в единое целое. Между ними не оставалось ни щёлочки, ни единого просвета и Джерри почувствовал укол паники — где — то здесь ему предстояло свернуть, чтобы добраться до дома, но как это сделать, если сворачивать некуда? Проспект сбрасывал цепи улиц, избавлялся от ответвлений, вросших во внешний мир. Малая Садовая? К чёрту! Большая Конюшенная? Нахер! Одна дорога, прямая и честная, одна жизнь, без чужих мнений и прочего балласта, ведущая…

Он налетел на кого — то на полном ходу, попытался выдавить извинения, но слова липли к языку, словно густая патока.

— Глаза разуй, чучело! — сказали ему. — Обдолбанный, что ли?

— Пошёл в жопу, — пробормотал Джерри. — Пидор.

Его ударили. Он так и не смог понять, с какой стороны. Кулак оказался здоровенный, тяжёлый. Невский на мгновение исчез, всё вокруг заполнило чёрное, чёрное, чёрное небо, а когда оно расступилось, Джерри уже лежал на тротуаре. Гранитная плитка гладила его по щеке холодной ладонью.

— Твою — то мать, блять, а! — сказали над ним.

— Оставь, оставь, — произнёс второй голос, женский. — Пойдём.

Стало слишком холодно. Приподнявшись на локте, Джерри медленно сел. Обладатель тяжёлых кулаков сплюнул и зашагал прочь, увлекаемый перепуганной спутницей. Кто — то ещё возник рядом, помог Джерри встать, отряхнул куртку, поправил сбившийся шарф. Люди. Откуда столько? Он оттолкнулся от их участливых рук, оттолкнулся от участливых слов, свернул за угол. Здесь уже можно было дышать.

Чуть придя в себя, Джерри двинулся вдоль стены — прочь от Невского проспекта. Из окон дорогих ресторанов за ним наблюдали бледные, равнодушные лица. Летом здесь стояли крытые веранды со столиками, за которыми он пил пиво и слушал уличных музыкантов. Теперь осталась только серая мостовая.

Джерри нырнул в тёмную арку, ведущую во двор. Отсидеться в тишине, переждать, потом искать дорогу домой — таков был план. На самом деле, он жил где — то неподалёку — снимал крохотный номер с огромной кроватью в мини — отеле, названном в честь одного из писателей — классиков. Коренного петербуржца, разумеется. За месяц набегала солидная сумма, но пока он не жалел денег. Если есть не каждый день, то его новой зарплаты, переводов от матери (о которых отец, разумеется, ничего не знал) и остатков сбережений вполне хватало на жильё и наркоту.

Возможно, ему даже удастся добраться до отеля, не возвращаясь на Невский. Дворами, как и подобает обитателю культурной столицы. Сообразить бы только, в какую сторону идти.

Джерри осмотрелся. С одной стороны за высокой кованой оградой возвышались нелепо раскрашенные сооружения детской площадки, с другой — к стене жались несколько столь же нелепо раскрашенных машин. Между машинами и площадкой чернел жадно распахнутый зев следующей арки, ведущей дальше в лабиринт дворов — колодцев. И оттуда за ним наблюдали горящие зелёным глаза.

— Привет, — сказал Джерри, делая шаг навстречу. — Вот и Том нашёлся.

Кот выскользнул из тени, замер на мгновение, изучая человека, затем медленно, не сводя с него взгляда, вернулся во мрак.

— Приглашаешь, да? — усмехнулся Джерри.

Глаза сверкали в темноте зелёным, не выражая ровным счётом ничего.

— Хорошо, Том, — сказал Джерри. — Я иду. Иду, видишь?

Он шагнул под арку и кот повёл его через дворы: убегал, останавливался, оборачивался, терпеливо дожидался человека, снова бросался вперёд. Джерри послушно следовал за ним, наполняясь детской, восторженной радостью от встречи с чудом. Сменяли друг друга дома, различавшиеся только рисунком освещённых окон, проплывали мимо крошечные скверики, лавочки и помойки. В какой — то момент, попытавшись на ходу сориентироваться, он подумал, что следовало бы оставлять за собой след из камешков или хлебных крошек. Сказка, в которую вёл его Том, могла оказаться не из приятных.

Но вскоре они пришли и Джерри перестал переживать.