Миры Пола Андерсона. Том 1

Люди нуждались в ободрении. Вскоре они уже рассказывали Донии о том, что происходит вокруг. Вражеские гарнизоны закрепились по всей Становой. Солдаты рыщут повсюду, грабят, жгут, убивают; сопротивление, хоть и причиняет врагу потери или задерживает его, все же не в силах изгнать пришельцев из края и обходится все дороже, потому что солдаты научились мерам предосторожности. Зимовье Донии, как и все соседние, тоже в их руках. Несколько дней назад они перебили два объединившихся сообщества — Сломанная Секира и Огненная Пустошь. Пленные, а также арваннетские купцы — подкупленные, сочувствующие или опасающиеся за свою жизнь — говорят, что предводитель армии намерен совершить поход на юго-восток через тундру и занять Неведомый Рунг.

Стоя посреди своих близких, рассевшихся на земле, Дония кивнула.

— Я ничего лучшего и не ожидала, — ровным голосом сказала она. — Джоссерек верно говорит. — (Она улучила момент, чтобы представить своего спутника.) — Ни один род не в силах побороть этих волков один, как бы ни выставлял рога им навстречу. Надо собрать краевое вече, и не к концу лета, а срочно, чтобы как можно быстрее гонцы созвали всех в Громовой Котел.

— Возможно ли это? — со свойственной ему мягкостью спросил Ивен.

Дония оскалила зубы.

— То, что я скажу тебе, убедит тебя в том, что это необходимо. — Она встрепенулась, вскинула руки и воскликнула: — Но не теперь. Мы заслужили еще день и ночь перед тем, как говорить о страшном. О отцы детей моих!..

Джоссерек не понял, ни что она сказала потом, ни что они хором прокричали ей в ответ. Он стоял, погруженный в свое одиночество.

Пока все мужья собирали съестное и напитки, складывали лампы, меха, свертывали шатер, запрягали телегу с веселой помощью друзей, Дония играла со своими детьми и малюткой-внуком. К Джоссереку подходили, предлагали ему свое гостеприимство, заводили любопытствующие, но вежливые разговоры, к которым он уже привык. Когда Дония со своими мужьями уехала, познакомиться с чужестранцем подошли люди из Дикого Ущелья и Росного Дола. А когда настали сумерки и у шатра, разбитого мужьями Донии на вершине холма, звездой загорелся костер, кровная сестра Донии, Никкитай-охотница, отвела Джоссерека в сторону и шепнула:

— Она спрашивала меня, хочу ли я тебя. Я буду рада…

— Не в эту ночь, — только и смог выдавить он. Памятуя о вежливости, он охотно поблагодарил бы ее — но рогавики не знают слов благодарности.

Глава 16

Помня, как подействовал на Донию план Сидира истребить дикие стада, Джоссерек боялся того, как воспримет ту же весть ее родня. Впрочем, реакция жителей подворья Темный Вереск удивила Донию не меньше, чем его. Некоторых и там обуяло бешенство, но большинство ограничилось яростными криками.

Крона предложила свое объяснение:

— Я тоже не поддалась приступу гнева, хотя потрясение было глубоким. Эти люди, как и я, не живут охотой. А роды живут ею — и даже не столько телесно, сколько духовно. Для них вместе с дикими стадами исчез бы самый смысл существования. А подворье — это всего лишь кучка домов, где занимаются ремеслами. Если хозяева лишатся его, они построятся еще где-нибудь. Подворье не так священно, как наши древние просторы. (Если только слово, которое она употребила, означало «священно».)

Позже Дония призналась Джоссереку, что сомневается, правильно ли рассудила наставница.

— Я сама никогда не поверила бы, что слова могут поразить меня подобно молнии, как произошло в тот первый раз. Я сносила угрозу вторжения — пока оно не коснулось Хервара — и держала себя в руках. Может, потому, что знала, как мы отражали такие наскоки в прошлом, и не думала, что кто-то сможет нанести нашей земле непоправимый вред? Не знаю. Знаю только, что когда вспоминаю о наших животных, то сохраняю спокойствие и могу быть веселой лишь потому, что просто убеждена: мы этого не допустим. Может быть, я просто неспособна поверить в то, что это может произойти.

Больше она ничего не сказала. Это был единственный раз, когда она приоткрыла Джоссереку свое сердце.

Поэтому, обращаясь к сообществу с телеги, она предупредила, чтобы все были безоружны. И пожалуй, поступила мудро. Некоторые и впрямь бросились с криками бегать по равнине, как в свое время она, разрывали дерн ногтями и зубами или вскакивали на коней, хлеща их с небывалой жестокостью, и уносились прочь. Большинство, однако, осталось на месте, хотя и подняло крик; кое-кто плакал; примерно одна треть, особенно пожилые люди, закрыли лица руками и разошлись поодиночке.

— Не знаю, зачем они все это делают, — ответила Дония на вопрос Джоссерека. — Они и сами наверняка не знают. Можно предположить, что сила их чувств заставляет их разойтись, чтобы не влиять друг на друга так, как это делают взбудораженные собаки. — Она сморщила нос. — Вон как от них смердит. Неужто не чуешь?

Народ, у которого нет толпы — и нет политики? — в полнейшей растерянности думал Джоссерек. Невозможно!

Дония спрыгнула с телеги.

— Пойду к моим мужчинам, — сказала она и оставила его одного.