Взяв перо, Кай нанес на берестяной лист изображение руны, а затем стал думать, как превратить один символ в полноценную последовательность. Избавиться от бликов ему могла помочь руна разделения, с помощью которой он отсечет верхнюю часть символа света. Так последовательность не сможет пропускать через себя слишком яркий свет, чего и пытался добиться Кай.
Он аккуратно вывел на листе еще одну руну, соединив ее тонкой линией с основой контура. Теперь следовало позаботиться о том, чтобы владелец артефакта смог увеличивать изображение, которое будет проходить через руну света. Здесь мог помочь символ размера. Довольно несложная руна, которую Каю уже не раз доводилось использовать. Оставалось лишь придумать, как управлять ей. Для этого могла подойти руна направления, которой было легко манипулировать, просто проводя пальцем в нужную сторону.
Все это в итоге соединялось с руной пространства, охватывающей всю поверхность стекла. Кай добавил символ в самое начало и посмотрел, что у него получилось. Финальная последовательность выглядела как: пространство-свет-разделение-размер-направление. С довольным видом Кай поднял лист над головой, чтобы придумать, каким образом он нанесет все эти руны на узкую оправу стекла.
В это время сзади подошел Игнатий и довольно хмыкнул:
– Неплохо, интересное решение. Возможно, из тебя даже что-то и выйдет. Уже есть мысли, как будешь делать гравировку? Места для контура на изделии будет совсем немного.
– Я еще до конца не решил, – ответил Кай.
– Так бы и сказал, что не знаешь, – горделиво усмехнулся священник. – Но тут нет твоей вины. Всего лишь ощущается нехватка нужных знаний. Самое время тебе их усвоить.
Игнатий на несколько минут куда-то ушел, а затем вернулся с большой пыльной книгой.
– Вот, смотри, – начал священник, отпирая замок на книге особым ключом. – Здесь описано валладийское рунное письмо. Оно сильно отличается от общего стиля, принятого в Империи.
Кай с любопытством разглядывал новые символы, которые были сплошь длинными и вытянутыми, словно изначально задумывались для тонкой гравировки.
– Нравится, да? – спросил Игнатий. – Валладийские руны не имеют широкого распространения, а потому и не так сильны, как обычные. Зато отличаются гибкостью в нанесении, что очень выручает при работе с артефактами, требующими деликатности.
– Я могу это прочесть? – неуверенно спросил Кай.
– Да, – кивнул священник. – Обычно к этому письму имеют доступ только полноправные заклинатели, но для тебя я сделаю исключение. К тому же мне лень самому делать гравировку для того ювелира. Он мне не нравится. Ведет себя высокомерно в храме Единого Бога. Если бы не щедрые пожертвования, то даже на порог бы его не пускал.
Игнатий мог бы еще долго причитать на тему нерадивых ремесленников, которых почему-то он сильно недолюбливал, однако в этот момент в храме начали собираться прихожане, прибывшие на утреннюю молитву, и священнику пришлось отвлечься.
– Всю работу спихнули на меня, – проворчал Игнатий, идя к алтарю. – Я и руны зачаровывать должен, и проповеди вести. А все потому, что пройдоха Иоан отправился в свое паломничество, а на смену ему никого не прислали! Знаю я эти «паломничества». Сейчас отдыхает где-нибудь на свежем воздухе.
Бурчанье старика постепенно затихало, по мере того как он отходил от стола Кая. В конечном итоге молодому подмастерью удалось вернуться к работе. Кай переписал руны в стиле валладийского письма, и получилось весьма неплохо. После нескольких пробных набросков ему удалось сложить руны так, чтобы они идеально поместились на оправе стекла. Теперь оставалось только подготовить инструмент и набраться недюжинного терпения, ведь дело займет не меньше часа, если не больше.
В этот момент запел церковный хор, от звука которого вибрация прошла по всему храму. Это, конечно, лишь усложняло работу, однако также создавало некую уникальную атмосферу. По правде, Кай давно привык к таким условиям. Ему даже порой недоставало пения, как будто без него куда-то сразу пропадало вдохновение.
Когда звуки хора смолкли, Игнатий приступил к своей ежедневной проповеди. Ни для кого не было секретом, что священнику плохо давались напутствия. А уж про утешения не стоило и заикаться. Игнатий был глубоко верующим человеком, отличным знатоком чар, но вот ораторским талантом Бог его обделил. Его проповеди всегда отличались прямотой и неотесанностью. Некоторые даже могли бы назвать их агрессивными. Священник часто не стеснялся говорить резко, но, справедливости ради, лишь оттого, что не мог иначе донести свои мысли.
Вот и сейчас он обвел прихожан строгим взглядом и начал свою проповедь, предварительно прокашлявшись:
– Как и всегда, здесь собралось множество людей, не следующих до конца букве Священного Писания. Вы по-прежнему остаетесь ленивыми, толстыми и слабыми духом, хотя я каждый день говорю вам больше трудиться, меньше есть и чаще молиться! Проявите любовь к ближнему своему и начните с себя любимого. Тем более ближе у вас все равно никого нет. Это что, так сложно уяснить? – развел руками Игнатий.