Мираж

Амира повернулась, чтобы уйти, но в это мгновение Али, словно обезумев, набросился на нее и повалил на пол. Срывая с жены шелковое белье, он буквально изнасиловал ее — только потому, что она выказала ему свое пренебрежение.

— Ну что? Ты этого хотела, поганая свинья? — задыхаясь от ярости, крикнул Али. Он кончил и, завернувшись в халат, не говоря ни слова, вышел вон, будто Амира была панельной шлюхой.

Внезапно ее осенило. Как она раньше не догадалась? Как и Омар, Али скорее всего любит кого-то больше, чем Амиру. «Он ненавидит меня, — подумала женщина. — Так и должно быть. Вот почему ему так ненавистна близость со мной. Он предпочитает быть с другой женщиной».

— С тобой тоже случилось это, мама? — прошептала Амира. — Ты испытала подобные чувства?

Неужели с ней произойдет то же самое, что и с Джихан? Но почему это случилось так скоро? Значит, уже конец? Подняв с пола обрывки своей шелковой эротической фантазии, Амира направилась в спальню.

Яркое утреннее солнце несколько смягчило жестокость вчерашней ночи. Все происшедшее казалось сейчас Амире дурным сном. Как и подобает доброй мусульманской жене, она обвинила во всем себя. Она явилась к Али, когда он, ее законный супруг и повелитель, был не в духе. На что же она рассчитывала? Он имел полное право прогнать ее или наказать по своему усмотрению.

Мысль о том, что у Али есть другая, продолжала причинять ей боль, но той уверенности, которую Амира испытывала накануне ночью, уже не было. Рана слегка саднила, но не горела. Может быть, у него появилась другая женщина, пока Амира носила ребенка? Мужчинам это свойственно, у них свои потребности.

Но ведь именно она подарила Али сына, она, а не какая-то другая женщина. Та не может значить для него столько же, сколько законная жена, мать маленького Карима, наследника принца аль-Рашада. Может быть, между ней и ее мужем существует какая-то сексуальная дисгармония, но со временем все сгладится. В этом нет никакого сомнения. Но если даже этого не случится, мир не перевернется. Ее жизнь будет лучше, чем у громадного большинства женщин и уж точно лучше, чем жизнь Джихан. (Какая же она смешная, вообразила, что ее ждет судьба матери, такое бывает только в кино, когда в замедленной съемке показывают, как в течение минуты распускается и увядает прекрасный цветок.)

Выкинь из своих помыслов спальню. Посмотри, как хорошо относится к тебе Али во всем остальном. Он никогда не ворчит, когда ты зарываешься в свои умные книги. Он не только терпит твою учебу (как ты поначалу думала), нет, он побуждает тебя к дальнейшему познанию.

Действительно, как они с Али подходят и дополняют друг друга! Как у министра культуры, у Али должен быть определенный имидж в глазах иностранцев. Для этого очень полезно иметь все лучшее из двух достаточно чужих друг другу миров — послушную арабскую жену, но умную, воспитанную, образованную, с которой можно обсудить кое-что более существенное, чем последние парижские моды или непослушание слуг.

И все же, все же. В мыслях Амиру постоянно преследовал Филипп Рошон. Этот человек никогда бы не обошелся с ней так, как Али, — даже в темной комнате, вдали от посторонних глаз. Образ француза тревожил Амиру, хотя она изо всех сил старалась уверить себя во всевозможных добродетелях Али.

Из детской до Амиры донесся крик любимого существа, ее грудь тотчас набухла, а соски намокли от молока. Прижав к себе младенца, молодая женщина утешилась тем, что, даже если ее отвергнет муж, у нее навеки останется бесценное сокровище — Карим, смысл ее жизни.

Филипп

Париж

Зябко кутаясь в демисезонное меховое пальто, Амира вышла из отеля. Отрицательно покачав головой в ответ на призывный жест водителя, притормозившего рядом такси, она повернула налево и направилась к Елисейским полям.

Это был третий приезд Амиры в великий город, и с каждым разом она все больше и больше влюблялась в него. Сопровождая Али в его деловых поездках, Амира объездила весь мир, но лучшим, по ее мнению, местом на земле был именно Париж. Ей нравилось бродить по широким бульварам и живописным улицам. Она просто обожала сияющие витрины магазинов на авеню Монтень, прославленный ресторан на макушке Эйфелевой башни и прогулочные катера на Сене. Но больше всего опьянял Амиру царивший в Париже дух галльской свободы.

Она восторгалась всем: одеждой, которую носили парижанки, и той грацией, с которой они это делали, запахом и вкусом пищи, морем света на ночных набережных и, самое главное, фейерверком идей, бушевавшим в сотнях кафе и бистро вокруг Сорбонны.

За столиками этих кафе сидели мужчины и женщины (!) — ровесники Амиры. Эти люди смеялись и громко, шумно, никого не стесняясь, обсуждали все что угодно — от коммунизма до «Камасутры», от атеизма до альбигойской ереси, от таинственных черных дыр до бунта «Черных пантер» в Калифорнии.

«Это же настоящий рай, — думала иногда Амира, — я с радостью бы осталась здесь навсегда». Но тут же одергивала себя: это было немыслимо.