Мираж

Чем больше Али размышлял об этом деле, тем больше проникался убеждением, что все подстроил его любезный шурин. Недаром Али всегда терпеть его не мог. Плебей, несмотря на все свое богатство, вообразивший себя просвещенным европейцем, белой костью, ничтожество! Он страдал той же болезнью, что поразила и Амиру, эту сучку, неверную жену. Несомненно, в этом случае фигляр-француз был просто подставной фигурой, пешкой в партии, разыгранной Маликом.

Потом пришла ошеломляющая новость из восточной Анатолии. Поначалу Али поверил в гибель Амиры и Карима. Ненависть к жене смешалась с горем по поводу смерти Карима.

Однако железным правилом Али было никому не доверять. В деле было много нестыковок, заставлявших сомневаться в том, что лежало на поверхности. Али послал в Турцию своего человека, и тот доложил, что в Анатолии побывал Малик.

Для Али с этого момента существовало две возможности объяснить происшедшее. Первая: в плане Малика что-то сорвалось, и он приехал в Турцию, чтобы на месте разобраться, в чем дело. Вторая: план удался на все сто процентов. Труп врача был своего рода дымовой завесой, приезд Малика тоже был маскировкой.

Если справедливо первое, то Амира и Карим наверняка мертвы. Если второе, то столь же наверняка живы. В любом случае Малик ответит за все. В нужный день и час Али свершит свою месть.

Он поклялся в этом себе и Аллаху.

Другая женщина

Амира следила за развитием событий по газетам и телевидению. Прессе понадобилось всего несколько дней, чтобы перестать связывать ее имя с женщиной, якобы пропавшей в катастрофе, постигшей Филиппа. Обозреватели дружно принялись обсуждать возможные причины ее таинственного исчезновения. Брались многочисленные интервью у Малика, Али, Омара и даже у Фарида. Событие привлекло к себе не меньшее внимание, чем исчезновение несколько лет назад в Новой Гвинее одного из членов семьи Рокфеллеров.

Амире оставалось только радоваться, что она сбежала из страны, в которой религия отрицательно относилась к фотографии. В теленовостях и газетах появлялся один и тот же не отличающийся высоким качеством свадебный снимок, где она была в профиль. Узнать по нему Амиру было совсем непросто. Единственный портрет Карима запечатлел малыша еще в колыбели. Но дело было даже не в этом: женщина и ее сын находились в таком месте, куда не могли проникнуть вездесущие репортеры. Более того, теперь ни один репортер был бы не в состоянии узнать Амиру.

Этим спасительным местом стал Санли. В старинном замке располагалась лечебница для женщин, выздоравливавших после косметических операций и нуждавшихся в строгом соблюдении врачебной тайны. Кроме того, в первые дни после хирургического вмешательства Амира выглядела не лучше, чем после памятного избиения мужем.

Хирург перед операцией объяснил, что главное не полное изменение внешности, которого не следует добиваться, даже если бы это было возможно. Во-первых, все считают ее погибшей. Во-вторых, и это главное, узнаваемость определяется одной-двумя чертами, которые являются ключевыми и которые следует изменить.

Прежде всего нуждался в коррекции нос, изуродованный кулаком Али. Хирург пообещал также слегка изменить разрез глаз и порекомендовал контактные линзы, превратившие карие глаза Амиры в темно-зеленые. Кроме того, со лба у нее был убран шрам.

На словах все было просто и несложно, на деле же после операции Амира выглядела, как жертва авиакатастрофы. Однако через неделю, когда спал отек и рассосались синяки, Амира увидела в зеркале лицо новой женщины — узнаваемой, но совершенно незнакомой.

Через две недели хирург самолично сфотографировал Амиру, а еще через два дня она стала обладательницей нового французского паспорта, где значилось, что изображенную на фото женщину зовут Дженна Соррел. Карим сохранил свое имя, таково было желание Дженны вопреки совету хирурга. Это было единственное, что обсуждалось открыто. О Филиппе было сказано только, что это был прекрасный человек и чудесный друг, при этом имя Рошона не упоминалось и ни разу не было произнесено.

Спустя месяц после своего прибытия во Францию Амира — Дженна поднялась на борт сухогруза, следовавшего из Гавра в Новый Орлеан. Такой способ передвижения был выбран ради последней предосторожности: на корабле Дженну было практически невозможно обнаружить.