— Вчера… Все это мы должны были сделать раньше, чтобы предотвратить даже попытку взрыва. Ладно, не будем уподобляться тем, кто запирает конюшню после того, как из нее уже украдена лошадь. Будем действовать широким фронтом. Максимум осторожности, изобретательности, настойчивости. Легенда на все наши действия — расследование взрыва. О том, что мы ищем «крота», знаем пока только мы с тобой. Главное — доказать, что здесь орудовал агент Москвы. В общем, за дело!
СЛЕДУЮЩИЕ два дня на объекте было вавилонское столпотворение: журналисты, военные контрразведчики из «Группы-66» армии США, городские власти, люди Полгара из Бонна, чины из БНД и полиции. С легкой руки Редлиха западногерманские журналисты начали пережевывать жвачку о «злых кознях Москвы».
Ричард раскрыл «Зюддойче цайтунг». Статья Фроденрайха «Поиски преступников и организаторов».
«В беседе с начальником отдела внешних сношений РСЕ—РС Редлихом последний заявил, что перед взрывом и после него не получено никаких угроз, предостерегающих писем или звонков. Это признак того, что взрыв произведен восточной агентурой…»
«Начальник политического отдела мюнхенской прокуратуры Фольман не исключает участия в акции зарубежных секретных служб, — подтверждала «Бильд ам зонтаг». — Одна сотрудница радиостанции заявила, что видела трех человек в масках, которые выбежали из здания за несколько минут до взрыва…»
«Ловко у них получается, — подумал Ричард, — старушку из близлежащего дома превратили в сотрудницу радиостанции».
«Разрушения на РСЕ—РС, причиненные взрывом, который, как полагают, произвела восточная агентура, оценивается в четыре миллиона западногерманских марок», — резюмировала «Франкфуртер альгемайне».
Каммингс чувствовал, что газетчикам явно не хватает фактов: все статьи на одно лицо, репортеры ходят вокруг да около. Если бы найти достоверные доказательства, свидетельства, вот тогда можно было бы прессе бросить кость. Но у Ричарда пока ее нет. Сам топчется на месте. Предварительное следствие мюнхенской прокуратуры не получило никаких отправных данных, а поэтому федеральная прокуратура в Карлсруэ отказывается принять дело к производству. Какой-то заколдованный круг. Немцы ведут себя очень странно. Апатия, безразличие к случившемуся, демонстрация полной незаинтересованности в расследовании. Почему?
«Педанты, — мысленно ругал их Ричард, — пока сверху не приказали, они и за ухом не почешут».
— Видите ли, мой друг, — назидательно наставлял его Фольман при встрече, — в ФРГ расценивают инцидент как политическую акцию. Поэтому столь осторожное отношение со стороны Бонна и наших властей. Поскольку РСЕ—РС зарегистрированы у нас в стране как официальные государственные радиостанции США, наша юрисдикция никак не может распространяться на ваших людей и их действия. Вот почему, коллега, в печати вы не найдете официальных правительственных заявлений насчет инцидента.
— Дорогой Фольман, такая позиция сказывается на темпах нашего совместного расследования. Время не течет, а низвергается водопадом.
— Понимаю, коллега, ваше нетерпение, но поймите и нас. Некоторые официальные лица в Бонне усматривают в деятельности РСЕ—РС определенное препятствие на пути расширения связей с Востоком. Поэтому наше правительство неохотно идет на сотрудничество, особенно в вопросах обеспечения безопасности ваших радиостанций: ведь радиоцентр подчинен Вашингтону, американской юрисдикции. Таковы тонкости вопроса. Все зависит от вас, господин Каммингс. Вот если бы вам удалось найти что-то конкретное, раскрыть заговор восточных секретных служб, тут бы вся Германия пришла к вам на помощь и лично Фольман собственной персоной. Клянусь.
— «Высшая политика», «государственные интересы»…
— Это так. Но я вас пригласил не столько для беседы. Мы тоже кое-что делаем. Да-да, не смотрите на меня скептически. Наши парни опросили около сотни граждан, которые по той или иной причине в те роковые часы проходили, проезжали на такси или частных машинах мимо Английского парка. Мы составили фоторобот одного из возможных террористов. Не хотели бы взглянуть?
Когда в зале погас свет, Ричард впился глазами в экран:
— Черт побери, да ведь это турок!
— Согласен, лицо балканского типа, — осторожно поправил его Фольман.