Мираж

Взгляд ли матери или ее отчаянные рыдания подействовали на Перси, только он почувствовал, что причинил ей горе.

Посмотрев сначала на отца, потом на мать, он, наконец, проговорил тихо и робко:

— Мама плачет!

Марвуд сдвинул брови. Истерика, пожалуй, еще обморок! Этого только недоставало! Неужели сценам конца не будет? Он подошел к жене и произнес:

— Мне очень жаль! Я хотел избавить вас от этой сцены, но вы вынудили меня. Боюсь, что мое присутствие вам в тягость, и потому мне лучше уйти… Пойдем, Перси!

Он взял сына за руку и хотел вывести его, но Перси колебался; он все смотрел на мать и повторил почти просительным тоном:

— Мама так сильно плачет!

Складка между бровями Марвуда углубилась; он пожал плечами.

— Мама нездорова, мы пришлем ей лекарства, — сухо сказал он и потащил сына за собой.

Тот пошел, но на пороге еще раз оглянулся; он как будто понимал, как жестоко оставлять теперь одну эту насмерть раненую женщину.

* * *

В Мальсбурге только что кончили обедать. Миссис Гартлей удалилась к себе, мужчины ходили туда-сюда по террасе, а Перси играл с большим сенбернаром. Потрясающая сцена, происшедшая несколько часов назад, по-видимому, не произвела впечатления на лорда Марвуда. Он с полнейшим душевным спокойствием наслаждался сигарой. Гартлей, напротив, был серьезен и задумчив и с неодобрением сказал:

— Боюсь, что ты был слишком жесток, Френсис; на твоей супруге лица не было, когда я провожал ее до экипажа.

— Я только остался тверд, и с такими эксцентричными натурами это, безусловно, необходимо, — спокойно объявил Френсис. — Этим вечным стремлениям к ребенку надо было положить конец.

Выражение лица Гартлея показывало, что он не согласен с другом, но он промолчал и только после некоторой паузы спросил:

— Значит, ты немедленно начнешь дело о разводе?

— Как только вернусь в Англию. Теперь мне уже не понадобится в судебном порядке отстаивать свои исключительные права на сына, и развод обойдется без скандала, это главное. — Это было, действительно, главным для Марвуда. Он имел чрезвычайно довольный вид и, пуская в воздух голубые колечки дыма, спокойно перешел к другой теме: — А что ты думаешь относительно прогулки в лодке? Теперь, кажется, самая пора; жара спала, и подымается ветерок; хорошо будет плыть под парусом.

Гартлей взглянул на горы, которые все сильнее затягивались облаками, и сказал с некоторым сомнением:

— Кажется, там собирается гроза, и, если ветер переменит направление, она захватит нас на озере.

— Вздор! Эта гроза собирается весь день, да здесь, на тихом горном озере, она и не представляет опасности.

— Наше озеро вовсе не так безобидно, как ты думаешь; ты еще не видел его в бурю; тогда оно так же коварно и опасно, как море. Впрочем, если хочешь, я готов, только лучше оставить Перси дома.

— Почему? Он так любит кататься в лодке.

— Но если разразится буря…

— То он познакомится с ней. Я не хочу делать из сына неженку; у него и так есть к этому расположение от матери.

— А, может быть, обойдется и без грозы, — сказал Гартлей, еще раз бросая испытующий взгляд на облака. — В случае нужды мы можем пристать где-нибудь.

— Я пойду и велю приготовить лодку, — сказал Марвуд. — Ступай наверх, Перси, и скажи, чтобы тебя одели; мы сейчас едем.

Он спустился с лестницы и пошел на берег. Гартлей направился за ним, но попутно остановился около Перси, который вел себя сегодня удивительно тихо; он не бегал с собакой, как всегда, а только гладил ее, и его глаза были задумчиво устремлены на дорогу, извивающуюся вдоль берега.

— Сейчас мы поедем, Перси, ведь ты любишь кататься по озеру? — сказал Гартлей.

Мальчик, всегда выражавший радость по этому поводу, теперь, к удивлению Гартлея, только молча кивнул.

— Что с тобой сегодня, мой милый?

— Папа бранил меня за то, что я говорил о маме, — сказал Перси вполголоса и вдруг, близко придвинувшись к Гартлею, напряженно спросил: — Правда, что мама злая и совсем меня не любит? Она так сильно плакала.

Гартлей нахмурился. Он погладил мальчика по голове и сказал успокоительно:

— Не спрашивай об этом, Перси! Это вещи, которых ты еще не понимаешь. Ступай, возьми свою матросскую шляпу. Ты сядешь возле меня, и я дам тебе править рулем.

Обычно это приводило Перси в восторг. Он чрезвычайно гордился, когда ему давали держать руль, и воображал, что действительно правит лодкой. Но сегодня и это не подействовало. Большие глаза ребенка задумчиво смотрели вдаль, и он еще раз тихо и печально повторил:

— Мама так плакала!

32