Посмотрев вверх, Дэн обнаружил, что от оконного стекла не осталось ничего, кроме нескольких зазубренных осколков, выступавших из рамы, которая, казалось, почернела от дыма. Было сложно все рассмотреть из-под подоконника, с такой неудобной точки. Но казалось, легкое движение — что-то вроде ожившей синевы — можно было уловить краем глаза. Возможно, просто ветер раскачивал стебли пшеницы. Нельзя было сказать наверняка.
— Пригнись! — предупредил он, сжимая плечо жены. — Ты не заметила его?
— Нет, — выдохнула она. — Только движение колосьев.
— Как далеко от окна?
— В пятидесяти или шестидесяти футах. Дэн, будь осторожнее. Теперь он может быть ближе, ожидая, пока ты не сделаешь что-то безрассудное.
— Не люблю оставаться в неведении, — прошептал Блэкмор. — Если он появился, он так просто не уйдет — если он пришел сюда, чтобы убить меня.
Несколько раз в жизни Блэкмором овладевало такое сильное безрассудство, что он отбрасывал всю свою осторожность, и подвергался почти смертельному риску. Но в такие моменты его разум не полностью бездействовал, поэтому обычно он мог двигаться вперед, усваивая то, что ему удавалось почерпнуть из опыта.
Когда опасность была неминуемой и очень серьезной, часто лучше предпринять необычные действия, серьезно рискнуть и положить конец неопределенности. Если же человек колеблется и робеет, скорее всего, ему суждено проиграть, а не выиграть.
За разбитым стеклом мог прятаться хладнокровный убийца с оружием наготове — ожидая, пока медленно поднимающийся человек не покажется на виду. Он даже мог надеяться, что Блэкмор станет легкой мишенью, поднявшись в полный рост.
Дэн, вполне естественно, рассматривал это как невероятное проявление глупости. Но он не позволял себе думать о подобных вещах. Это было, несомненно, самое опасное, что он мог сделать. Но также это был лучший и самый быстрый способ выяснить, насколько серьезной была опасность.
Если в него не выстрелят в упор и если пуля не попадет в него с большого расстояния (а для этого требовалась поразительная точность и ловкость стрелка), то у Дэна останется время, чтобы снова нырнуть под подоконник так же быстро, как он встал. Он останется в поле зрения не более одной-двух секунд и враг просто не успеет прицелиться. Больше он никак не мог осмотреть все пшеничное поле.
Возможно, ему снесут голову. Но это было не хуже, чем ожидать, пока на террасе прогремит выстрел; убийца может перепрыгнуть через подоконник и встать посреди комнаты, переводя дуло ружья с Дэна на Хелен и обратно.
Может, подождать и попытаться поставить подножку предполагаемому убийце, схватив его за ноги, когда он войдет? Нет, шансы на поражение в таком случае будут достаточно велики. Человек, почти несомненно, предугадает такую энергичную попытку и будет настороже, чтобы отразить атаку. В яростной борьбе у вооруженного мужчины огромное преимущество. Даже если у него выкручены руки, и он вынужден стрелять наугад, то выстрел все равно может нанести непоправимый вред.
Блэкмор резко вскочил на ноги, не обращая внимания на испуганный вздох жены. Он тотчас сделал два быстрых шага назад, чтобы держаться от окна как можно дальше, но не выпускать пшеничное поле из вида. С большего расстояния он мог видеть его почти полностью, но только не те жизненно важные двадцать пять акров, которые находились прямо под окном.
Не одна, не две, а двадцать секунд прошли с тех пор, как Блэкмор посмотрел вдаль, его тело застыло, как тотемный столб. Но если голова на вершине тотема могла оказаться лучшей из всех возможных мелких целей, то человек, которого увидел Блэкмор, больше не мог осознать это.
Он находился, по крайней мере, в восьмидесяти футах и спасался бегством, его тело было гротескно наклонено, а руки крутились. Он расчищал себе путь на бегу, уничтожая растительность, как безумное испуганное животное, которому угрожал приближающийся неумолимый охотник.
Но Блэкмор не был вооружен и, определенно, не бежал по пшеничному полю. Он не мог внушить такой ужас. Но когда убегающий мужчина обернулся, чтобы посмотреть назад, и Блэкмор увидел, насколько тот похож на скелет, — тогда страх, который обуявший стрелка, стал понятнее.
Голод, или нечто близкое к голоду, могло сотворить такое с человеком, могло натянуть его нервы и заставить его обратиться в бегство, ища спасения от собственного акта насилия. Как будто сотворенное зло само по себе стало обвинением, неустанно преследующим преступника.
Внезапно пшеница сомкнулась вокруг человека, и он исчез из вида. Но длинноствольное ружье, которое служило ему для того, чтобы раздвигать колосья, и неистово рассекающие воздух руки еще несколько секунд виднелись над пшеницей. Руки и ствол ружья вздымались прямо, как перископы подводных лодок.
Затем Блэкмор нагнулся и помог жене подняться на ноги. Когда Дэн рассказал Хелен об увиденном, в ее глазах отразилось потрясающее облегчение. Но голос ее дрожал, и она продолжала держаться за мужа, чтобы не упасть.