Мир внутри

Меня взвесили, измерили и послали мыться в душ и переодеваться в курсантскую форму. После чего офицер снова пришел за мной, препроводив в столовую, где таких же свежевымытых пацанов в накрахмаленных сорочках находилось около полудюжины. Среди них оказался Вася, старше меня почти на год. Его я не сразу приметил, Вася сидел с самого края и в разговоры не вступал, он всегда был молчуном, потому и получил вскорости прозвище Тихоня. Впрочем, немногословие его было только на руку самому пареньку, как я приметил, шибко говорливых удаляли из отряда в первую голову, невзирая на показатели.

Обретя свою порцию, я присел, стал осторожно выспрашивать про город, его обитателей, но ответа не получил: все оказались с этого поезда, все прошли того же врача и только пытались приноровиться к новому быту. Единственное, что нас объединяло, это детдомовское прошлое – других в отряде и не было. Как только этот факт выплыл на поверхность, мы все невольно насторожились, а мне старший по столовой, в чине старшего же сержанта, сделал замечание, чтоб не теребил других. «После сами все узнаете», – многозначительно добавил он и прошел в кухню, оставив нас молча переглядываться до тех самых пор, покуда не пришел майор в парадной форме и не приказал собираться, и следовать за ним. Нет, через черный ход. Помнится, Вася выбрался первым, я тогда не придал этому значения, что именно он повел нас лабиринтами строения, словно зная этот означенный нам сержантом выход – он и в самом деле знал, шутка сказать, знал здесь каждый уголок, каждое строение, да не просто знал, помнил, когда как и что появилось в Заре. Ведь так получилось, что он оказался сыном одного из тех, кто возводил этот закрытый от мира город.

Вообще-то с семьей здесь не полагалось. Здесь много чего не полагалось, и всякие отступления сурово наказывались. Но Васины родители, так получилось, или так повернулась к ним судьба, работали вместе, на обслуживании пуска, он в КБ схемотехником, она наладчиком, оба имели нужную секретность для получения допуска в Зарю. Они приехали по вызову четыре года назад, вместе с ребенком: им могли отказать, но не отказали.

И раз жизнь всякого в Заре принадлежала небу, то и путь Васи в этой жизни оказался предопределен. Конечно, десятилетний мальчик не много понимает в происходящем, вечно путается под ногами и мешает не только родительской работе, но и всему коллективу, что с девяти и до девяти мотовозом увозился на пусковую площадку и им же возвращался назад. Верно, тихоней он стал от этого постоянного нахождения либо в одиночестве, либо в компании няньки из столовской обслуги, тогда в Заре все общественные расходы, а так же питание и развлечения жителей брало на себя государство, взяло на себя и Васю; постепенно он стал своим в Заре. Наверное, поэтому родители, как ни старались, не могли отговорить его от столь решительного, не по годам, поступка, наверное, поэтому его решение столь много для него значило: первое, чего он добился, решив стать самостоятельным и не зависящим от тех, о ком больше слышал, чем видел воочию. Это тоже немаловажно.

Гуськом мы потянулись следом за ним на край поселка. В одном из трехэтажных домиков была оборудована казарма для таких как мы, собранных едва не со всего Союза. Позже, когда мы перезнакомились, названий каких только городов на карте своей родины я не узнал, в каких только отдаленных поселках рассказами товарищей не побывал. Тем более, что многие из товарищей, не успев толком перезнакомиться и рассказать о себе, исчезали: отправлялись в иные города и веси получать специальность, а то и просто сбегали на не такую и далекую по меркам огромной страны Целину – в те годы взрослели рано и мужали быстро. Их место занимали другие, часто так же быстро исчезавшие; так продолжалось до самого конца лета, когда список первого отряда в шестьдесят человек был утвержден госкомиссией. Старшим в ней был средних лет невыразительный человек с пронзительным взглядом, всеми уважительно именовавшийся Главным, именно он предупредил оставшихся, что формирование отряда не завершено, всем надо будет «выжать двести процентов», чтобы остаться.

Уже тогда в отряд вошло и десять девочек, Света, стоявшая ближе всех к сцене актового зала, на которой стоял Главный, буквально пожирала его глазами. Несколько раз он, будучи привлеченным этим взглядом, смотрел на нее, они будто в гляделки играли. Наконец Главный, прокашлявшись, и так же пристально глядя на Свету, объяснил, зачем ему столько подростков в закрытом от всего мира городке.

Он говорил долго, иногда замолкал и вглядывался в Свету, точно по ней судя, верно ли то, что говорит сейчас этим шестидесяти, правильно ли. Наконец закончил и замолчал.

В зале установилась удивительная ватная тишина. Никто не смел слова сказать в ответ, все смотрели на Главного, покуда он, смутившись этой тишиной, не сошел со сцены со словами «давайте, ребятки, покажите себя», и быстро не покинул актовый зал, где проходила вся встреча.