И соседей со свету сживают, чтоб их детьми за воду заплатить. Не все рождаются сильными и щедрыми, чтоб девчонке безродной свои постыдные синяки простить. Он мне за прежнее отомстил, но ведь и спас тоже, и моих мальчишек… Потом приезжал снова, чтоб в свой род увезти, вроде бы даже женой. Выторговывал, как лошадь породистую. Юлл не отдал, я так обрадовалась, думала — мы семья, а выходит, просто нашлись и побогаче купцы.
— Чего же тогда стоило признание дочерью? Обман?
— Не скажи. Он здорово поднял цену, дочь Юлла стоит много дороже ничтожной гризз, она интересна даже самой княжне Карна и ее брату, — грустно закончила голубоглазая, вздохнула. — Ну, и отчего капитан несчастный? Выглядит очень веселым, даже слишком.
— Он последний из славного старинного рода, правда, небогатого. Его отец обвинил жену в измене, пошел в храм к окаянным, и бедняжку прокляли.
— Что это значит?
— Матери окаянные отмеряли жизни до рождения ребенка. А тому — до двадцати пяти.
Он всегда знал, хотя обычно от детей такое скрывают. Знал, и жил, словно ничего не определено.
— И вылечить что — никак?
— Нет, князь советовался со всеми, даже к сестре ненавистной ходил. И я ходила, я ведь с ее братом была обвенчана. Сами окаянные едва ли могут снять проклятие, сохранив носителю жизнь и рассудок, — бывшая невеста Катан-го судорожно вздохнула. — Госпожа Аймис умерла родами. Потом люди Риннарха, тогда еще старшего княжича, выяснили, что мерзавец хотел таким образом получить наследный титул. Его казнили. Мальчик остался совершенно никому ненужным, жил впроголодь, волчонком диким, его по доброте приютила жена нашего Риннарха. Марну спалили окаянные, а наследник выжил только благодаря Лемару. С тех пор руки у капитана остались сожженные, кожа такая пятнистая, лоснящаяся.
— Поэтому он Первый капитан?
— Риннарху он скорее сын, чем капитан. А так… Умен, предан, ловок. Знает все, что происходит в столице и провинциях. Большую часть покушений князь пережил только благодаря ему. К мечу приучен с младенчества. Драчлив, щедр, влюбляется всегда искренне. А какой у нас был красивый роман, — вздохнула мечтательно Эмис и добавила почти ревниво. — Но фамильных камней не отдавал никому, я их и вижу-то впервые. Пойми правильно, Мар подарил тебе очень ценную вещь и в один день все решил.
— Что — все? — сощурилась Яниза сердито. — Здесь за меня любой решить может, я сама вещь, у которой не спрашивают, можно ли ее использовать!
— Матушкин перстень только невесте дарят, дурочка, — вздохнула Эмис уже с отчетливой завистью. — Глупо получилось, поспешно, это да. Все потому, что времени у него осталось невозможно мало: только и хватит попросить признать за тобой родовое имя, чтоб дать свободу. А свадьба и прочее — уж не взыщи, его день рождения через три дня… и день смерти тоже. До шатра дело и не дойдет.
Действительно ты его задела за живое.
— Заденешь его, как же! Гонял всю ночь меня, да при оружии, как глупого щенка, — она сердито нахмурилась. — Он-то болен? Не подумала бы ни за что.
— Будь с ним помягче, прошу.
— Вот еще. Извинюсь и верну камни, тут и вся доброта.
— То есть не будешь ни бить, ни ласкать? — разочарованно вздохнула Эмис. — Странно. Обычно к Лемару люди не так равнодушны. Уж если не дружба, то ненависть.
— Я подумаю, — блеснула глазами Яниза. — Вечер впереди длинный…
Утром князь дремал сладко и долго. Никто не будил его, никто не падал с воплями на ковер. Благодать, когда есть телохранитель. Одевался Риннарх всегда сам, презирая помощь слуг в простых делах. Приведя себя в порядок, князь выглянул на балкон. Потянулся гибко и удовлетворенно, шагнул к перилам — и замер. Солнце прыгало по стройным рядам пик дворцовой стражи, по салютующим парадным мечам готового к смене караула. Вот-вот пробьют полдень?
Такого с ним не случалось уже много лет. Тарпен стремительно вышел в гостевую залу — никого. Пересек, толкнул дверь, и, начиная нервничать, осмотрел приемную.
На дальнем диване сидел, бесцеремонно забравшись с ногами, непривычно сонный Ларх, снаряженный и одетый в дорогу.
— Где Лемар? И эта…
— Тело-хранительница, ага. — Рысь закивал догадливо и многозначительно. — Первый капитан дремлет, она ревностно охраняет тело. Все при деле.
— Чье тело?
— Слушай, ну ты один не знаешь, что ли, опять проспал? Наш Первый подарил даме фамильную бирюзу.
— Дурак.
— Как сказать. Она вечером решила вернуть… или не вернуть, кто их разберет.
Ночная стража ходит с опущенными забралами.
— Она дорогу у них спросила? — князь даже присел рядом с Рысем, втягиваясь в историю.
— Ага. Что эта милая девушка затем спросила у нашего Мара, я вообще не представляю. Но вопрос был по существу: покои разгромлены до последней щепки.
Грохот был такой — все сбежались, даже горелый Эрх приполз и непривычно для него оживленно хихикал. По коридору было не протолкнуться — егеря, ночная стража, Тени, придворные, которым почудился конец света… Дверь приоткрыли, глянули.
— Ты заглянул?