– Оч-чень хорошо, – кивнул фельдфебель и взял из рук у одного из солдат плоскую доску с прикрепленной к ней хитрым зажимом стопкой бумаг, которые тут же начал листать. Я ощутил острый приступ инженерного любопытства и какой-то даже зависти. Такой штуки я ранее нигде не видел, а как она должна быть удобна инженеру, мне стало понятно сразу. Бумажки-то, небось, пружинка прижимает. И такое остроумное изделие человеческой мысли служит лишь для того, чтобы грубый вояка хранил в нем свои проскрипционные списки! А тут, как выходишь в цех из кабинета, ворох бумаг из карманов торчит. А если что записать надо прямо на месте или эскизик набросать, так целая проблема выходит.
– Тринклер, Тринклер, Тринклер… – бормотал тем временем фельдфебель, шурша своими бумагами. – Так, а вы у нас, уважаемый, по особому списку проходите…
У меня похолодело внизу живота. Никаких особых грехов я за собой не знал и проблем при проверке документов не ожидал. Мелькнула мысль: а что если вдруг кто-то из террористов воспользовался моей фамилией, и теперь…
– Да что это с вами? – удивленно воскликнул фельдфебель. – Вы, главное, не пугайтесь. Ни в чем предосудительном вы не замечены. Просто вас срочно требуют для одного очень важного разговора. – Он повернулся к одному из солдат: – Степан, отведешь господина Тринклера к авто и сразу возвращайся назад, – вернув мне паспорт, фельдфебель потерял ко мне интерес и стал рассматривать документы следующего пассажира.
– Ну что, пройдемте, – сказал мне Степан с сильным малороссийским акцентом, когда я, наконец, смог дрожащей рукой спрятать паспорт во внутренний карман пальто. – Та вы не беспокойтесь, – добавил он, поправляя висящую на спине винтовку, – тут совсем недалече.
Мы прошли по перрону и, миновав помещения вокзала, вышли на Знаменскую площадь. А там, – я чуть не воскликнул от удивления и восхищения, – чуть в стороне от того места, где обычно останавливаются извозчики, ожидающие прибывших на поезде пассажиров, стояло зеленое и приземистое, на широких дутых колесах, авто, не похожее ни на одно, которое мне доводилось видеть. На изделия господина Даймлера
– Господин сержант, – сказал он, – вот, Никодим Ефимыч человека к вам послали. Нерусский, Тринклером его зовут, Густавом Васильевичем…
– Хорошо, Степа, – ответил человек, которого солдат назвал сержантом. – Тринклер – это хорошо.
В авто что-то щелкнуло, и с противоположной стороны открылась передняя дверь.
– Густав Васильевич, – сказал мне сержант, – вы машину обойдите и присаживайтесь. А ты, Степа, что скажешь, – обратился он к моему сопровождающему, – будет еще кто или нет?
– Та не, вряд ли, хотя бис его знае… – ответил солдат. – Вроде господин Тринклер – они из последних были.
– Ну, тогда, Степан, можешь быть свободен, – сказал сержант, – и передавай привет Никодим Ефимычу. А мы поехали.
Я обошел авто, втиснулся внутрь, захлопнул за собой дверцу, и теперь старался поудобнее устроиться на сидении. Получалось это у меня с непривычки плохо.
– Вы это, саквояжик на колени можете поставить, – подсказал мне человек, сидевший за рулем, и поворотом какой-то ручки завел мотор.
– А куда, собственно, мы едем? – спросил я, когда авто тронулось.
– В Новую Голландию, – ответил мне мой спутник. – Там вас уже ждут.
Тут мне опять стало нехорошо. Название этого места, штаб-квартиры ГУГБ, знал каждый образованный европеец. Я решительно не понимал – чем именно я мог провиниться перед хозяевами этого зловещего места. Но надеялся, что недоразумение разрешится благополучно, и имя Степана Осиповича Макарова, телеграмму которого сохранил, поможет мне. Но, как говорится, действительность превзошла все мои, даже самые смелые ожидания.
Свернув с Невского на Адмиралтейский проспект, а потом с Исаакиевской площади на Конногвардейский бульвар, наше авто подъехало к красным кирпичным стенам Новой Голландии.
Приняли меня там не как государственного преступника, а скорее, как дорогого гостя. Из разговора с господином Тамбовцевым, умнейшим человеком, прекрасно разбирающимся в современной технике, я узнал, что государственная безопасность, если трактовать ее расширительно, включает и поиск таких как я молодых и перспективных инженеров. И что мой «тринклер-мотор» исключительно важен для будущего России. А с господином Смирновым, изгнавшим в свое время меня с Путиловского завода, уже разговаривают совсем другие, куда менее вежливые люди.