Мир Трех Лун

Ящерица насытилась быстро, сожрав целую ягоду и надкусив следующую, свернулась клубочком и заснула. Я осторожно переложил ее на дно шапки, почти такое же гнездо, тепло и защищенно, а сам продолжал рассматривать ее во все глаза.

Теперь, с раздутыми боками, больше похожа на худую лягушку, разве что по спине крохотный гребень до самого кончика короткого хвоста. Глаза большие, вид умильный и жалобный, вообще-то природа изобрела потрясающий ход: придала детенышам всех зверей такое очарование, что даже ненавистники животных останавливаются в умилении перед щенками, котятами, поросятами, козлятами и стараются ухватить их на руки и потискать, а теленка или слоненка хотя бы погладить и дать им конфету.

Ход этот безупречный и вбитый глубоко: звери, в свою очередь, хоть и готовы разорвать человека в клочья, но подбирают ребенка и вскармливают своим молоком.

Рундельштотт вышел из своей комнаты только под самый обед, я уже начал опасаться за веточку синюшки, слуги засуетились, пригнулись над горшками и ступками, а я, напротив, разогнулся и загородил чародею дорогу.

– Мастер Рундельштотт! Вам эта ерундишка не нужна, случаем?

Он остановился, недовольно буркнул:

– Что у тебя?

Я с самым равнодушным видом протянул ему веточку, что на глазах начала раздуваться, превращаясь в нечто прозрачно-стеклянное.

– Вот… я услышал, вам это как бы надо, сбегал ночью на тот самый холмик, вы его Звездной горою кличете, и… эта… сорвал, хотя это так грубо, так грубо! Цветы нельзя рвать, пусть живут, они же умирают, если сорвать, как люди этого не понимают? Дикари-с…

Он вскинул брови, быстро выхватил из моей ладони, посмотрел на свет, поднес к носу, я видел, как хищно заходили мясистые крылья, до самой переносицы покраснело, наконец он сказал с недоумением:

– Это же настоящая трава-синюшка!.. И сорвана именно ночью, да еще при свете трех лун, это же видно по твердости стебля!.. Но… как?

– Запросто, – ответил я. – Левой ногой. Нет, вообще-то рвал рукой, хотя могу и ногой, у меня и там пальцы, Господь творил человека, глядя на только что сотворенную обезьяну как довольно удачный образец… Если бы не вышло с человеком, наверное, продвигал бы обезьяну и давал бы заповеди ей! Шимпанзу или орангутангу… Нет, лучше гориллу, он представительнее…

Он с трудом удержал себя от взбешенного крика, только побагровел, а глаза едва не вывалились из орбит.

– Как… ты… туда… добрался?

Я постарался шмыгнуть носом, хотя не шмыгалось, но я сумел, еще и так мощно утер рукавом, словно разбрызгиваю сопли по всей комнате.

Чародей поспешно отшатнулся, но не сводил с меня изумленного взора.

– Да на своих задних, – пояснил я, – хотя на коне как бы шибче, но там зачем-то лесу наросло, если бы его вырубили, я бы еще быстрее… Вы, как великий чародей, могли бы дунуть-плюнуть, чтобы деревья вот так лихо и с маху в траву? И гору перенесли бы поближе… Сюда, во двор? Хотя во дворе, наверное, не совсем поместится… Тогда можно на реку, ее не жалко, дурно только воду носит…

Он все еще с нежностью рассматривал стебель, меня почти не слушал, с хрустом расправлял смятые листочки, что потрескивают и странно звякают.

– Как же это… и вот так просто… почему дуракам везет, а умным приходится…

– А нас Бог любит, – похвастал я. – Мы хоть и дурные, зато замечательные!..

Он спросил вдруг:

– Если сумел, почему только один стебель?

– Я цветы люблю, – сообщил я. – Потому жалею. Только грубые и жестокие люди рвут, лишая их жизни, а потом трупы ставят в вазы посреди стола!.. Хотя, конечно, для вас бы принес и трупы. Сколько скажете! И чьи угодно.

– Что-что? – спросил он рассеянно. – Ты о чем?

– Хотите, – предложил я преданно, – удавлю Симсипа?.. Он вчера вам на ногу горшок уронил!.. А цветок мне рвать жалко, но Симсипа вот удавлю и не хрюкну.

Он поморщился, но на миг задумался, может быть, в самом деле сумел понять, что рвать цветы – убийство. Если цветок нравится, дай ему жить, дорасти до зрелости, до семян, а не убивай в цвете лет, это как человека удавить в юном возрасте.

Я ощутил на себе его внимательный взгляд.

– Что-то в тебе есть, – проговорил он задумчиво. – И так далеко прошел, и в ночь трех лун уцелел…

Я сказал беспечно:

– Три луны? Ах да, это ниче так. Красиво. Я даже рот раскрыл, но ничего туда не попало, точно!.. Хотя мыши всякие там и летают, но они ж не дурные птицы, как и пчелы, все на лету, все на лету…

– Птицы не на лету, – поправил он с педантичностью ученого, – что-нибудь там еще видел?

Я помотал головой:

– Не-а, я же культурный, а головой вертеть неприлично. Но под ноги смотреть можно, кто бы подумал! Мне мама всегда говорила: смотри под ноги, а то я всегда спотыкался о порог, и батя всякий раз мастерил его снова… Так вот, под ногами я и того… траву увидел. Что самое смешное…

– Что?

– Она и в темноте синяя, – сказал я. – Все ночью серое, даже зеленые листья серые, а эта вот синяя. Хотя на самом деле вовсе не синяя, но мы же все понимаем, что если синюха, то нужно считать ее синей? Но это исче не усе…