Оператор переключил устройство мобильной связи и протянул его Брайону.
— Связь установлена, — пробормотал он.
— Это Брандт, директор ФКО. Выйдите на связь…
Он повторял эти слова, должно быть, минут десять, покуда линия не ответила.
—
— У меня для вас сообщение чрезвычайной важности, а также мне нужна ваша помощь. Вы хотите, чтобы я передал сообщение по радио?
—
На этом разговор прервался.
Тридцать пять часов до конца света, а он мог только сидеть и ждать…
Глава 12
Когда Брайон вошел в свой кабинет, то обнаружил на столе две аккуратные стопки бумаг. Только сев за стол и принявшись за первую стопку, он осознал, что в его кабинете чудовищно холодно и что из кондиционера вырывается струя ледяного воздуха. Кондиционер был теперь защищен решеткой из стальных прутьев, а панель управления закрыта и запечатана. Кто-то тут либо слишком туп, либо слишком расторопен. Как бы то ни было, холод стоял жуткий. Брайон несколько раз дернул за решетку, пока она не оторвалась, и, заглянув внутрь, отсоединил один провод и закоротил его. Действие это было вознаграждено серией электрических разрядов и повалившими из злосчастного кондиционера клубами дыма. Компрессор издал рыдающий стон и отключился.
В дверях стоял изумленный Фоссель, принесший очередную стопку бумаг.
— Что у вас тут? — спросил Брайон.
Фосселю с трудом удалось восстановить спокойствие. Он подошел к столу и положил на него принесенные бумаги:
— Это отчеты по контактам с дитами, о которых вы спрашивали. Дополнения к данным, выводы, предположения и прочее.
— А другая стопка? — Брайон указал пальцем.
— Внешняя корреспонденция, запросы, — отвечая, он подравнивал стопки, — ежедневные отчеты, отчеты госпиталя…
Брайон небрежно смахнул стопку со стола в мусорную корзину.
— Другими словами, бюрократия, — заметил он. — Будем считать, что с этим разобрались.
Мало-помалу отчеты отправлялись вслед за первой пачкой туда же, покуда стол не был освобожден полностью. Ничего. Впрочем, именно этого он и ожидал.
Снаружи небо начинало темнеть. Охраннику у входа было приказано впускать каждого, кто спросит директора. Брайон больше ничего не мог сделать до тех пор, пока нийордцы на него не выйдут. Он чувствовал растущее раздражение. Леа, по крайней мере, хотя бы делом занималась. И Брайон решил пойти пока к ней.
Он, открыл дверь лаборатории с каким-то радостным нетерпением, которое мгновенно рассеялось. Ее микроскоп был зачехлен, самой Леа в лаборатории уже не было. «Она ужинает, — подумал Брайон, — или же она в больнице…» Больница находилась этажом ниже, и для начала Брайон отправился туда.
— Конечно, она здесь! — проворчал доктор Стайн. — А где еще, по-вашему, должна быть девушка в таком состоянии? Она и так сегодня слишком много работала. Завтра последний день, и если вы хотите, чтобы она поработала на вас еще, лучше бы вам дать ей поспать ночью. Да и вообще — дайте всем отдохнуть. Я сегодня весь день раздавал транквилизаторы как какой-нибудь аспирин. Тут все на части разваливаются.
— Весь мир разваливается на части. Как дела у Леа?
— После того, что она перенесла, очень хорошо. Идите и посмотрите сами, если не верите мне на слово. У меня еще и другие пациенты есть.
— Вы так беспокоитесь, доктор?
— Еще бы нет! В конце концов, я ничем не лучше других. Мы сидим на бомбе с часовым механизмом, и мне это не нравится. Конечно, я буду выполнять свою работу столько, сколько нужно, но буду рад до чрезвычайности, когда сядут корабли, на которых мы улетим отсюда. Единственная шкура, за которую я действительно испытываю сильнейшее беспокойство, это моя собственная. Хотите, открою вам секрет? Весь ваш персонал думает точно так же. А потому не ждите от них особой активности.
— Я и не жду, — ответил Брайон вслед удаляющемуся доктору.
В комнате Леа было темно, ее озарял только бледный свет луны Дита, пробивающийся через окно. Брайон вошел и тихо прикрыл за собой дверь. Неслышными шагами приблизился к кровати. Леа крепко спала. Дыхание ее было ровным и спокойным.
Ему надо было уходить, но вместо этого он сел в кресло у изголовья кровати. Охрана знала, где его искать, и он вполне мог немного подождать здесь.
Во всем этом мире, находящемся на грани гибели, он наконец-то нашел тихий и спокойный островок. Он был благодарен за это. Лунный свет смягчал и сглаживал все вокруг. Лицо Леа в этом свете было прекрасным и юным, кожа казалась гладкой и нежной: в этом чудовищном мире она была совершенно особенным существом, чистым и невинным. Ее рука лежала поверх одеяла, и, повинуясь внезапному импульсу, он взял ее в свои руки. Он сидел и смотрел на простиравшуюся вдали за окном пустыню, чувствуя, как его душу наполняет покой, забыв на время о том, что через сутки вся жизнь на этой планете может погибнуть.