Тишина пустыни нарушалась только равномерным гулом двигателя вездехода за его спиной. По обе стороны от него простиралась до самого горизонта бесконечная песчаная пустыня. Неподалеку одиноко стояла цитадель, действительно более всего напоминавшая огромную гору черных камней. Брайон подошел ближе, пристально следя за малейшим движением, которое могло возникнуть у стен. Однако никого не было заметно. Громоздкое сооружение, лишенное какой бы то ни было архитектурной привлекательности, застыло в тяжелом зловещем молчании. С Брайона градом катился пот — и не только жара была тому причиной.
Он обогнул башню, выискивая вход, но, как ни старался, ничего не обнаружил. Обойдя ее еще раз, он обратил внимание на выступы в стене, расположенные таким образом, что, цепляясь за них, можно было забраться наверх. Похоже, ему не оставалось ничего другого, как, карабкаясь по почти отвесной поверхности стены, искать путь внутрь. Брайон тоскливо огляделся, сложил ладони рупором и крикнул:
— Я иду. Я несу послание Нийорда, которое вы так хотели услышать.
Не то чтобы он сознательно врал — просто несколько исказил правду. Ответа не последовало — только свист ветра, и шорох песка, да шум двигателя вдалеке. Брайон полез вверх.
Камень крошился, ему приходилось смотреть, куда он ставит ногу. В то же время Брайон боролся с почти непреодолимым желанием посмотреть вверх, чтобы удостовериться, что оттуда ничего не свалится ему на голову. Но ничего не произошло. Когда он добрался до края стены, пот лил с него градом, дыхание стало тяжелым и хриплым. В поле его зрения по-прежнему никто не появлялся. Он стоял на неровной поверхности стены, которая окружала основное здание; из нее вырастала куполообразная крыша. Темные дыры проходов позволяли попасть внутрь сооружения. Брайон посмотрел вниз, на вездеход, который казался небольшим размытым пятном в бесконечности пустыни.
Пригнувшись, Брайон проник в ближайшую дыру. Вокруг по-прежнему никого не было. Комната внутри казалась созданной буйным воображением сумасшедшего: в высоту больше, чем в длину, с неровными стенами, более походившая на прихожую, в одном конце которой оказалась лестница, в другом же — бездонная черная яма. Сквозь щели и дыры, пробитые в толстой каменной стене, пробивался свет. Брайон решил воспользоваться лестницей. Миновав несколько тупиков и поворотов, он увидел впереди более яркий свет и направился туда. В комнатах, которые он проходил, он видел пищу, посуду, какие-то необычные предметы дитского происхождения — но ни одного человека. Свет впереди становился все ярче, проход расширялся, и наконец Брайон оказался в большом центральном зале.
Зал этот был сердцем странного здания. Все комнаты, проходы и помещения только обрамляли гигантский зал с круто уходящими вверх наклонными стенами, имевший форму усеченного конуса. Потолок отсутствовал, вместо него в вышине сиял ослепительно голубой круг раскаленного неба, и поток света отвесно падал на пол.
В круге света стояла кучка людей, неотрывно глядевших на Брайона.
Боковым зрением Брайон видел остальную комнату — бочонки, ящики, какие-то механизмы, радиопередатчик, узлы, свертки и кучи непонятных предметов… Времени приглядеться повнимательнее у него не было. Все его внимание было сосредоточено на людях в длинных одеждах с капюшонами, стоящих посреди зала.
Он нашел врага.
Все, что прежде происходило с ним на Дите, было лишь подготовкой к этой встрече. Нападение в пустыне, бегство, чудовищный жар солнца и раскаленного песка — все это само по себе было прелюдией. Только теперь и начнется настоящая борьба.
Впрочем, ни о чем таком он сейчас не думал. Рефлексы борца заставили его чуть пригнуться, согнуть руки в локтях — он шел осторожно, готовый мгновенно отпрыгнуть в сторону, но все это сейчас не было нужно. Пока что опасность не была явной. Когда он начал обдумывать ситуацию, то остановился в изумлении. В чем дело? Никто из дитов не сдвинулся с места, не издал ни звука. Откуда он вообще знал, люди ли это? Они были закутаны в плащи так, что видны были только глаза.
Однако же Брайон не испытывал сомнений. Несмотря на их молчание, он знал, кто это. Их глаза были неподвижны и лишены какого-либо выражения, но смотрели недобрым, хищным взглядом. Они могли смотреть на жизнь, смерть и раны с тем же отсутствием интереса или сострадания. Брайон понял это все за какую-то долю секунды без единого слова. За то время, пока он делал шаг вперед, он определил, с чем ему пришлось столкнуться. Сомнений в этом быть не могло — по крайней мере, для него, человека, наделенного чувством эмпатии.
От группы молчаливых людей исходила морозно-белая волна безэмоциональности. Эмпат разделяет чувства других людей. Он угадывает их реакцию, ощущая их эмоции: всплеск интереса, ненависть, любовь, желание — поток чувств и движений души, который сопутствует каждой мысли и действию. Эмпат похож на человека, который смотрит на страницы множества книг. Он видит шрифт, слова, абзацы, заключенные в них мысли, даже не прилагая усилий для того, чтобы понять все это.