Пока Брайон укладывал девушку в тени скалы, он наблюдал за его действиями, а потом в последний раз протянул ему ваэду.
Уже уходя, дит заколебался и, обернувшись, проговорил:
— Мое имя… Улв.
Брайон сделал все, что мог, чтобы устроить Леа поудобнее, но сделать он мог немного. Если вскоре она не получит медицинской помощи, то умрет. Обезвоживание организма и тепловой удар доконают ее.
Незадолго до заката Брайон услышал вибрирующий звук — это работал двигатель вездехода, приближавшегося к ним с запада.
Глава 8
С каждой секундой шум становился все громче по мере того, как вездеход приближался к ним. Он обогнул остроконечную скалу — явно искали их. Здоровенный транспортер остановился, подняв облако раскаленной пыли, и водитель пинком распахнул дверь.
— Полезайте внутрь — и живо! — скомандовал он. — Жары напустите!
Он явно был готов в любую минуту снова запустить мотор и поглядывал на Брайона с неприкрытым раздражением.
Не обращая внимания на нервного водителя, Брайон осторожно уложил Леа на заднее сиденье и только после этого закрыл дверцу. Вездеход сразу же рванулся вперед. В машине не было холодно, но температура была по меньшей мере градусов на сорок ниже, чем снаружи. Брайон укрыл Леа всей одеждой, какая только нашлась в их рюкзаке: такое внезапное охлаждение стало бы очередным и, возможно, фатальным потрясением для ее организма. Водитель, нависший над рулем и гнавший машину, кажется, на пределе скорости, не сказал им ни слова с тех самых пор, как они забрались в вездеход.
Брайон посмотрел на второго человека, вылезшего из машинного отделения. Человек был тощим и костлявым. В руке он держал оружие, нацеленное на Брайона.
— Кто вы? — спросил он со злостью.
Нечего сказать, прием был более чем странный. Однако же Брайон начал осознавать, что Дит — вообще странная планета. Он сидел не двигаясь, так как не хотел провоцировать тощего, а потому, когда заговорил, голос его звучал тихо:
— Мое имя Брандт. Мы высадились с космического корабля две ночи назад и с тех пор шли по пустыне. А теперь постарайтесь не слишком волноваться и не стреляйте сразу, когда я вам это скажу: Вайон и Айхьель мертвы.
Глаза тощего расширились, водитель же бросил через плечо испуганный взгляд и быстро отвернулся. Пробный удар Брайона достиг своей цели. Можно было предположить, что они действительно работают в Фонде.
— Когда их застрелили, нам с девушкой удалось спастись. Мы пытались добраться до города и связаться с вами. Вы ведь из Фонда, верно?
— Да. Разумеется, — ответил тощий, опуская оружие. Мгновение он остановившимся взглядом смотрел в пространство, покусывая губы. Потом, словно бы в удивлении от собственной невнимательности, снова поднял пистолет. — Если вы действительно Брандт, то мне хотелось бы кое-что узнать. — Свободной рукой он порылся в нагрудном кармане и вытащил желтый листок. — Теперь ответьте мне — если, конечно, можете, — каковы три последних состязания в… — он снова заглянул в бумажку, — в Двадцатых?
— Шахматный финал, стрельба по мишеням из положения лежа и фехтование. А в чем дело?
Тощий ухмыльнулся и засунул пистолет в кобуру, явно удовлетворенный ответом.
— Я Фоссель, — представился он и помахал перед Брайоном бумажкой. — Это пароль Айхьеля — нам это переслали с контрольного пункта нийордцев. Он предполагал, что может погибнуть, и потому передал полномочия вам. Вы теперь главный. Я был заместителем Мерва, пока его не убили. Должен был работать на Айхьеля, а теперь, надо думать, я ваш.
По крайней мере, до завтрашнего дня, пока мы не соберем вещи и не уберемся с этой проклятой планеты.
— Что значит «завтра»? — удивился Брайон. — До начала войны еще три дня, и нам еще нужно кое-что сделать.
Фоссель тяжело рухнул на сиденье, потом так же внезапно вскочил на ноги, вцепившись пальцами в спинку кресла, чтобы сохранить равновесие: машину трясло.
— Три дня, три недели, три минуты — какая разница? — его голос с каждым словом звучал все выше; ему пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжать, не срываясь на визг. — Послушайте. Вы только что прибыли сюда и еще ничего не знаете. Мне не повезло, что я попал в это чертово логово и был вынужден смотреть на ту мерзость, которую вытворяют аборигены. И пытаться быть вежливым с ними, когда они убивали моих друзей. Да еще эти нийордские бомбардировщики висят над головой, того и гляди кто-нибудь нажмет на пусковую кнопку… Что, если один из тех парней наверху начнет размышлять о своем доме и о кобальтовых «игрушках» здесь, внизу, и скинет бомбу, не дожидаясь срока?
— Сядьте, Фоссель. Сядьте и отдохните, — в голосе Брайона прозвучало сочувствие, но сказано это было приказным тоном. Фоссель качнулся еще раз, потом рухнул в кресло. Он сидел, прижавшись щекой к окну, закрыв глаза, а на виске у него билась голубая жилка, и было видно, как беззвучно шевелятся его губы. Слишком долго он жил в непосильном напряжении.