Мир смерти

Сперва одежда. С каждой минутой в пустыне становилось все холоднее — песок остывал после дневного жара. Леа уже начала дрожать от холода, а потому Брайон извлек из ее чемодана несколько теплых вещей и заставил ее натянуть все это на себя поверх тонкой туники. Больше, в общем-то, и брать было нечего — разве что фляжку из вездехода да аптечку для оказания первой помощи, которую он отыскал там же. Не было ни карты, ни радио. Ориентироваться в этой пустыне можно было исключительно по компасу. Вездеход, разумеется, был оснащен электрическим гирокомпасом, однако теперь пользы от этого устройства не было никакой. Брайон только воспользовался им, чтобы определить, в каком направлении находится Ховедстад (насколько он помнил местоположение города по карте), и обнаружил, что именно в этом направлении идет след вездехода. Значит, машина прибыла прямо из города, и они могут найти дорогу, идя по ее следу.

Время уходило. Брайону хотелось похоронить Айхьеля и людей из вездехода, но ночные часы были слишком драгоценны, чтобы тратить их на это. Поэтому он только затащил все три тела в вездеход, чтобы защитить их от дитских зверей, которые могли бы пожелать полакомиться мертвечиной, запер дверцу и зашвырнул ключ подальше во тьму. Леа за это время успела задремать неспокойным сном, и он легонько тряхнул девушку за плечо.

— Идем, — сказал ей Брайон. — Нам предстоит небольшая прогулка.

Глава 7

Воздух был прохладен, и по слежавшемуся песку идти было бы легко, если бы не Леа. Должно быть, сотрясение мозга сказывалось. Она шла, спотыкаясь, словно в бреду, и все время бормотала о самых мрачных страхах, таившихся в ее душе, о том, что они заблудятся, никогда не найдут город, умрут от жажды, холода, жары или голода. С этими страхами смешивались и переплетались страхи из прошлого, все еще таившиеся в ее подсознании. Некоторые из них Брайон мог понять, хотя и пытался не слушать бормотание Леа. Страх провалиться на зачете, не получить самую высокую оценку, отстать, страх одинокой женщины в мире мужчин, страх вылететь из школы, стать бездомной бродяжкой, одной из тех, кто отчаянно борется за выживание в многолюдных городах-государствах Земли…

Брайон остановился и взял девушку на руки. Со вздохом она прижалась к его широкой груди и почти мгновенно уснула. Даже обремененный этим дополнительным грузом, он двигался теперь гораздо быстрее. Брайон перешел на самый скорый свой шаг, стараясь пройти как можно больше за оставшиеся ночные часы.

Перед ним оказалась полоса гравия и камня, и здесь Брайон потерял след вездехода. Он не стал его разыскивать. Всю дорогу он наблюдал за звездами и теперь достаточно хорошо представлял себе, где находится север. Полярной звезды в небе Дита не было, но прямоугольник какого-то созвездия явно поворачивался вокруг невидимой точки полюса. Идя так, чтобы эта точка была у него за левым плечом, Брайон мог не сомневаться в том, что движется в верном, западном направлении.

Когда его руки начали уставать, он бережно опустил спящую Леа на землю. Потянувшись и разминая мышцы, прежде чем снова поднять свою ношу, Брайон внезапно ощутил чудовищную пустоту этой пустыни. Он был поражен. Тьма и тишина царили вокруг — только облачко пара от его дыхания нарушало недвижный покой. Как далеко он был от своего дома, от своего народа, от своего мира! Даже созвездия в ночном небе были иными. Он привык быть один, но это одиночество пробуждало в его душе какие-то древние инстинкты, и дрожь, причиной которой был вовсе не холод, пробежала по его спине, так что даже волоски на его шее поднялись дыбом.

Пора было двигаться. Он постарался отогнать мрачные мысли. Осторожно завернул Леа в свою куртку и привязал ее на спину, освободив руки: так идти стало легче. Гравий сменился дюнами, барханами сыпучего песка. Они, как морские волны, казалось, будут тянуться вечно. Подниматься по ним было мучительно, ноги вязли в песке, и не менее мучительным оказывался спуск в ложбину между двумя дюнами, заполненную непроглядным мраком.

Когда небо на востоке начало еле заметно светлеть, Брайон остановился, чтобы определить направление движения прежде, чем угаснут звезды. Он провел на песке одну линию в направлении на север, а вторую — в направлении их движения, потом прополоскал рот глотком воды и сел на песок рядом с неподвижным телом девушки.

Холодные огненные лучи полоснули по небу, стирая с небосклона звезды. Зрелище было настолько великолепным, что Брайон даже забыл об усталости. Должен быть какой-то способ сохранить эту красоту. Пожалуй, лучше всего здесь подойдет четверостишие-катрена, достаточно краткое, чтобы запомнить его, но требующее определенного труда, чтобы вместить в него все ощущения. На Двадцатых он достиг достаточно большого успеха в сложении четверостиший. Это будет совершенно особенным. Нужно будет передать экземпляр Таинду, его наставнику в поэзии.

— Что ты там бормочешь? — спросила Леа, поднимая взгляд на его профиль, казавшийся черным на фоне алого восхода.

— Стихи, — ответил он. — Тише. Минутку.