Задремав на жестком сиденье неподалеку от запертых дверей в реанимацию, он вдруг обнаружил себя на заснеженной дороге, в местности, которую они вдвоем с Костей исколесили едва ли не вдоль и поперек. Лютый зимний холод, пробирающий сквозь толстые слои одежды до самых костей, был так реален, что у Глеба не возникло и мысли об иллюзорности своего видения.
Обернувшись, Хаос без особого удивления приметил впереди заметно покосившуюся хибарку, облюбованную когда-то безумным малолетним убийцей. В тот раз, когда был здесь впервые, Хаос понятия не имел, что за черт скрывался в этом тихом омуте; теперь же, вооруженный определенными знаниями о личности психа, он ощущал в себе крепнущую готовность выйти лицом к лицу с тем, кто поломал жизнь его любимой девушке.
Нет, это не могло быть ошибкой или жестокой игрой затуманенного подсознания.
Близкая и бесконечно далекая, но как всегда невероятно красивая, Вера призывно улыбалась, глядя в сторону застывшего истуканом Глеба, не смеющего сделать и шага в ее направлении. Маня к себе одним лишь взглядом, обещающим рай и ад обезумевшему путнику в его лице.
И Хаос, совершенно теряясь между желанными фантазиями и суровой реальностью, покорно сделал шаг, затем еще и еще, ускоряясь, стремясь как можно быстрее преодолеть разделяющее их расстояние. Хотелось стереть эти ничтожные метры, одним движением заключить Веру в свои теплые объятия, сжать так сильно, чтобы чувствовать каждую клетку ее хрупкого тела в своих жаждущих прикоснуться к ней руках, огородить ее от всех происходящих в их жизни кошмаров. Спасти, вытащить из ада, забрать с собой навсегда.
Ему нужна только она.
Больше ничего.
Он должен был вновь ощутить ее рядом, закрепить в своей памяти мысль о том, что она принадлежит только ему.
Не своему тупорылому убийце-брату. Не почившей чете Анисимовых и уж тем более не жадному недоумку Павлу. С той самой минуты, как Хаос рухнул на нее там, у дачи, пачкая ее руки и одежду собственной кровью, она уже принадлежала только ему, хотя тогда никто из них не мог этого даже представить.
Сейчас Вера была так близко, совсем рядом. Всего-то и нужно приблизиться и взять ее руку в свою. Но как только между ней и Хаосом остались считанные десятки сантиметров, преодолеть которые не составляло никакого труда, он вдруг остановился, как вкопанный.
Вера негромко засмеялась, со странным удовольствием в темных глазах наблюдая за его болезненным замешательством. Хитро прищурилась, соблазнительно закусив припухлую нижнюю губу, и вдруг медленно, будто наощупь протянула руку вперед. Почти касаясь лица Глеба кончиками нежных пальцев. C несвойственным ей кокетством смотрела ему прямо в глаза, заводя его помутившееся воображение самыми невинными действиями.
Не понимая, что происходит, Глеб попытался схватить ее хрупкое запястье, но каким-то непостижимым образом промахнулся, его пальцы лишь царапнули воздух у ее раскрытой ладони. Видя, как его лицо вытягивается в понятном изумлении, Вера заливисто рассмеялась и, не сводя с него игривого взгляда, попятилась назад, отходя ближе к двери.
Пальцы ее вытянутой ладони сжались, легким жестом Вера предлагала Глебу проследовать за ней.
Внутрь.
Впрочем, то место, куда она так настойчиво его приглашала, ничем не уступало приветливому аду, в некотором смысле даже превосходило котлы для грешников вроде Хаоса.
– Вера…
Он не узнавал собственного голоса. Будто кто-то другой, немощный и смертельно больной послушно воспроизводил за него нужные слова.
Она вновь улыбнулась, ободряя его.
– Что ты делаешь, а, Верочка?
На ее красивом лице появилось выражение растерянности.
– Пойдем со мной, Глеб, – тихо позвала она.
– Да влегкую. Конечно, пойдем, если ты хочешь…