Мир против нас

Я лежала поверх тошнотворного вида матраса, к которому ни за что бы не приблизилась еще несколько дней назад, и который сейчас казался мне желанным оазисом в бескрайней пустыне. Из моего горла то и дело вырывались клокочущие звуки; чертов холод, в темное время суток пробирающий вплоть до костей, сделал свое дело, и теперь у меня появилась крохотная надежда на тихую, хоть и мучительную смерть от обострившегося воспаления – если поразмыслить, неплохая альтернатива пребыванию внутри каменного мешка. Все недалекие амбиции относительно моего возможного возвращения в едва отстроенную настоящую жизнь уже рассыпались в прах, на смену им пришел режим тоскливого ожидания. Развязкой будет смерть. Моя или чужая, но которая непременно свершится на моих глазах.

Как было бы здорово загнуться тут до наступления Нового года и тем самым разрушить все долгоиграющие планы Альберта. Клянусь, это привело бы его в ярость.

Скрежет.

Разомкнув слипшиеся веки, я неясным взглядом окинула потолок, приподнялась на локтях и посмотрела на пространство за пределами клетки, но там никого не было. Однако недавний звук повторился, и я вдруг с удивлением поняла, что он исходит от маленькой дверцы, прерывающей мою связь с оставшейся частью просторного мешка. Я замерла, чувствуя, как сердце совершает резкий кульбит к самому горлу – что это, очередная порция глюков, выданных утомившимся мозгом и застоявшимся воображением? Или…

Не додумав мысль до конца, я сильно закашлялась и, едва совладав с приступом, быстро приблизилась к дверце. Она была приоткрыта – нет, в самом деле! Перед глазами все плыло, реальность мерно покачивалась в унисон с маленькой дверцей, а я таращилась на все это, не делая ни единой попытки вмешаться в размеренный ход событий, пока вдруг не дернулась всем телом, точно от сильнейшего разряда тока. Схватилась за ручку, пнула дверцу от себя и… оказалась между клеткой и пространством за ее пределами. Я не верила своим глазам, но телу, ощущениям – вполне. Ведь я не почувствовала никаких преград, когда выскользнула из клетки и приблизилась к противоположной стене, туда, где должна быть лестница.

Выхода наверх не имелось – лестница оставалась за плотно прикрытой крышкой люка, Альберт предпочитал убирать ее за собой, быть может, не рискуя оставлять мне напоминание о том, как близко находится желанная, но недостижимая свобода?

Новый приступ кашля едва не согнул меня пополам. Страшно подумать, с какой немыслимой скоростью ухудшается мое состояние; кажется, еще несколько часов назад симптомы простуды только проявлялись. Но несколько часов здесь в моем понимании вполне могут приравниваться к целым дням, длинным и бесконечно долгим.

– Вернись… Услышь меня, Вера…

Неясные звуки и голоса, звучащие так, точно доносятся из самой преисподней. Между тем, поблизости никого нет, я могла поручиться за это собственной головой.

– Ты не плачешь. У тебя совсем нет слез.

Да… Процесс адаптации к нормальной жизни проходил намного болезненнее, чем ошеломляющее падение назад, в бездну ужаса и беспросветного мрака.

Это неправда, всё лишь иллюзии, меня штормит из-за ужасного самочувствия, и то, что я слышу этот голос, эти звуки, всего лишь побочный эффект от стихийно развивающейся в моем организме простуды.

Я лихорадочно огляделась вокруг, пытаясь придумать, как мне подняться наверх, но из подручного материала, которого здесь почти не было, вряд ли можно соорудить подобие лестницы.

– Не знаю, что именно они рассказывали тебе обо мне и том, почему меня больше нет с тобой рядом. Я убегал в полуживом состоянии, почти ничего не соображая, движимый лишь настойчивой потребностью скрыться туда, где им меня ни за что не достать. Это было так больно, Верааа… Мне казалось, еще немного, и я выплюну все свои внутренности – если, конечно, там вообще оставалось что-то целое. Они хорошенько меня отделали, прежде чем мне удалось выдрать у них крошечный шанс на побег, чтобы… зализать свежие раны. Мне отбили почки. Чудесное ощущение, поверь на слово. Я не мог обратиться к медикам, пошли осложнения, и эта кровь, постоянно… Ее запах. Думал, загнусь раньше, чем успею рассказать тебе о том, что произошло. Вся моя жизнь с того момента запомнилась мне в красном цвете; побеги и лишения, страх, страх, страаах… Липкий, противный. И кровь.

Я ненавижу запах крови. Но все это время я чувствовал только его, везде, что бы ни делал, где бы ни был, Вера... Тяжелый, удушающий, отчетливый запах моей собственной крови.

От тихого вкрадчивого голоса, проникающего в каждую клетку моего воспаленного мозга, нельзя было отмахнуться – невольно, но я прислушивалась к тому, что говорил брат, пусть даже явившийся мне в образе размытой галлюцинации. Но времени даром я не теряла, продолжая ощупывать ладонями холодные стены, пытаясь нашарить выемку… что-либо… что могло бы помочь мне добраться до спасительного люка.