Мир против нас

Он уверенно тащил меня следом за собой по уже проложенной снежной тропинке прямо к машине, оставшейся у самых ворот, и я послушно перебирала ногами, то и дело увязая в снегу, пару-тройку раз едва не упав. Я остро чувствовала, как близко навис надо мной тот самый пресловутый меч, сулящий расплату и неминуемую страшную кару за все, что было и будет, но не это пугало, совсем другое заставляло сжиматься, дрожать, постоянно оглядываться в поисках знакомого, быть может, значительно искаженного временем, но все равно узнаваемого лица.

Я боялась возвращения… нашего далеко не триумфального возвращения.

Моя тень настигла меня так неожиданно, в тот самый момент, когда казалось, что еще чуть-чуть, и я непременно выберусь на путь из тьмы к свету. И вряд ли теперь будет иметь хоть какое-то значение тот факт, что пока Он был рядом, мне самой приходилось сгибаться под неоправданно тяжелым бременем невольной жертвы.

Достаточно того, что я была с ним в том жутком месте.

Чувствовала страх.

Видела, что бывает, когда ломается надежда, а желание не потерять ни единого вдоха затмевает собой все остальное, становясь самой важной потребностью.

Могла ли я что-то изменить? Быть может. Но в то беспокойное время я была другой; слабой, сломленной, до невозможности жалкой и ничтожной. Я отчаянно цеплялась за свою жизнь, как за самый величайший дар небес. За возможность провести на земле пару-тройку лишних секунд готова была переступить через любые принципы, забыть обо всем человеческом, отречься от прежней себя, поддаться животным инстинктам.

Возможно, именно поэтому я все еще жива.

Жива ли?

Миновав распахнутые старые ворота, мы приблизились к машине, и Глеб подтолкнул меня к двери. Я машинально потянула за ручку и буквально упала на мягкое пассажирское кресло. Меня все еще колотило, точно в сильнейшем ознобе, однако мир вокруг уже не вращался со скоростью взбесившейся центрифуги, а навязчивый красный свет, пеленой застилавший глаза, понемногу разъедали реальные краски белого дня.

– Давай, – бросил Глеб сквозь плотно сжатые зубы, устроившись на водительском сидении. – Говори. Черт, не вздумай теперь водить меня за нос, усекла?!

– Я не понимаю…

– Что ты не понимаешь?! Если кто-то что-то здесь ни х**а не вкуривает, то это конкретно я.

– Глеб, поехали отсюда, – на удивление четким голосом попросила я.

– Милая, ты мне сейчас выложишь все, – кажется, я не слышала этой интонации с того момента, как он грозил свернуть мне шею возле дачи Павла, где сам черт столкнул нас лицом к лицу. – Шутки кончились, и я больше не буду прыгать перед тобой на задних лапках, как дрессированный кретин. Выкладывай. Что за дерьмо с этой могилой?

– Я все объясню, клянусь тебе, – на сей раз голос меня подвел. – Только давай уберемся отсюда…

– Не сдвинусь с места, пока не начну хоть что-то просекать.

– Это моя могила. Он привел меня сюда и сказал, что…

– Теперь начинается новая жизнь, я помню. Он – это кто? Глюк?

– Ты считаешь меня чокнутой?

– Милая, я от тебя без ума, но у Павлуши наверняка были какие-то основания, чтобы с таким упорством добиваться для тебя отдельной палаты в дурке.

Я бросила на Глеба тревожный взгляд, попросту отказываясь верить своим ушам. Дело принимало иной оборот, все мои заготовки и самоувещевания стихийно летели к черту. Я все еще не могла прийти в себя, успокоиться после неожиданного удара в виде проклятого венка, и меньше всего хотела сейчас, чтобы Глеб вел себя, как… Как прежде, в самом начале нашего знакомства. Эти его угрозы, ледяной тон, горящие злостью глаза – все это было раньше, кажется, так давно, что уже и не вспомнить. Он не может вновь вести себя так со мной. Он говорил, что справится, а на деле все оказалось совершенно иначе. Первое серьезное испытание из череды тех, о которых я неоднократно его предупреждала, и Хаос сразу же срезался, нашел для себя самое удобное объяснение в том, что я ненормальная.

– Убирайся к дьяволу, – зло прошипела, резко хватаясь ладонью за дверную ручку. Нажала, но ничего не произошло; он успел заблокировать замки.

– Не так быстро, – холодно отчеканил Хаос.

– Выпусти меня.

– Может, еще предложишь оставить в покое?

– Предложу, – я развернулась к нему лицом. – На деле все оказывается куда проще. Ты ничем не лучше всех остальных. Такой же самоуверенный придурок, как и те, кто пытался упечь меня в психушку.

– Я еще не пытался.

– Открой дверь.

– Вера!

– Открой дверь.

Он схватил меня за плечо и с силой развернул к себе.

– Говори, – процедил гневно, глядя мне прямо в глаза. – Не доканывай меня, это всегда заканчивается плохо. Я уже на грани и с трудом держу себя в руках. Если бы кто другой вздумал выкинуть такой фокус…

Глеб замолчал, не договорив. Некоторое время мы просто смотрели друг другу в глаза, я – со злостью и обидой, он – с плохо скрываемой яростью. Казалось, он в самом деле едва сдерживается, чтобы не дать волю чувствам и не размазать меня по сиденью.