Но оказалось, что этот парень отнюдь не робкого десятка и пастырей до невозможности. Маленький, шустрый, с бегающими острыми глазками, он всегда лучше других знал, что и как нужно делать в данный момент.
Когда после трудного поиска разведчики, едва добравшись до нар, в изнеможении валились с ног, Белозеров предусмотрительно бодрствовал. Он знал, что в любую минуту может нагрянуть корреспондент из дивизионной, а то и армейской газеты, дивизионное и даже корпусное начальство.
И тогда откуда что бралось! Нет, он не врал, он точно придерживался фактов, известных командованию из доклада командира роты. Но зато как их преподносил! Округлив глаза, с выражением — будто со сцены стихи читал. В ансамблях Белозеров научился всевозможным шуточкам, прибауткам, будто невзначай и фокус мог показать на пальцах… Его всегда слушали со всё возрастающим интересом.
Правда, потом частенько получалось так, что всем выходил орден, а Белозерову — медаль. Очень уж ретиво лез он на глаза… Но и медали, и ордена у пего были. И именно этот нахал первым на Севере взял «языка» посреди ясного июльского дня.
Ведя наблюдение за обороной противника, он каким-то своим особым чутьем унюхал, что беспечен враг, что, сладко жмурясь на солнышке, задремали часовые. И на свой страх и риск ужом пополз через мягкий мшаник к гранитной стене, хоронясь за валунами. За ним — Туров, всегда доверявший проницательности друга, за ними — еще двое. Из молодых.
В траншею ворвались без выстрела. Она была пуста. Огневая точка противника скрывалась за изгибом. Трое растерялись. Что же дальше? Но Белозеров вихрем помчался в глубь вражеской обороны. Там, на бегу, разворотил гранатами одну землянку, другую, отшвырнул на Турова какого-то обалдевшего в этом грохоте егеря…
— Отход!
Только когда разведчики вернулись к себе, не получив опять-таки в спину ни выстрела, с сатанинской злостью ударили из минометных и орудийных стволов фашисты. Было это в сорок третьем, и уж всего чего угодно ждали они, но чтобы днем в их оборону ворвались четыре советских солдата… В такое невозможно было поверить! Враги просто растерялись, думая, что на их участке прорвались крупные силы.
А «язык» оказался очень ценным. «Герой Крита и Нарвика», он с первых дней войны пробыл на одном месте и отлично знал, где и что находится в немецкой обороне.
Белозерова хвалили, о нем писали в газете и листовках. Он же, потупя очи и поджав губы, застенчиво улыбался. Белозеров уже уяснил, что скромность украшает человека.
Но самым удивительным было то, что он, отличный разведчик, и взаправду почти не придавал никакого значения своим воинским успехам и расценивал их лишь с той точки зрения, насколько они могут быть полезны ему, чтобы снова попасть хоть в какой-нибудь ансамбль. Не с ложками — так чтецом-декламатором. Не декламатором — так солдатским поэтом на худой конец.
Время от времени в роту наведывались руководители армейских и фронтовых художественных коллективов. В надежде открыть самородок прослушивали недремлющего Белозерова. И надо было только видеть, когда при всех регалиях витийствовал он у печки!
Ну и орал Белозеров! Растерянные худруки, оторопело мигая, смущенно говорили что-нибудь такое:
— Знаете, неплохо… Но еще нужно поработать…
— Хотите, свое прочту? — не сдавался Белозеров и снова гремел:
А можно еще так:
Хорошо, правда?
Несокрушимой воли был человек! А тяга к сцене и популярности колом затесалась в этой буйной головушке.
На беду, ничего не получалось у Белозерова с выходом на широкое поле деятельности. Зато его дружку счастье само валило в руки. Редко выпадала неделя, когда бы он хоть на день не покидал расположение роты, чтобы, как говорится, и людей посмотреть, и себя показать.
Придет приказ: «Откомандировать солдата на семинар редакторов «Боевых листков», — никто еще не сообразит, кого бы это выдвинуть на такое дело, а Туров тут как тут:
— Если некому, так что ж… Могу я.
Потом семинар агитаторов-пропагандистов, потом сборы снайперов, подрывников, курсы санинструкторов…
Туров всегда был как штык. Его и спрашивать уже перестали, хочет он или не хочет. Знали, что горит желанием, лишь в толк взять не могли, с чего бы это, если от боевых задач все равно не освобождают, а часы отдыха можно ведь провести без семинаров…
Все открылось в один прекрасный день, когда еще спозаранку Белозеров начал разматывать какой-то запутанный теоретический клубок, доказывая превосходство дивизионного политотдела… над районным загсом!