Мир приключений, 1928 № 11-12

Консуэло закуталась в кимоно, выслала горничную и, едва дыша, стояла возле туалета, на котором в беспорядке лежали грим и всевозможные мелочи. Тут были и неизбежная лошадиная подкова, черные котята, пучек шотландского вереска и тонкий кинжал с выгравированной по испански надписью. Все это Консуэло суеверно берегла «на счастье».

Кинжал этот был подарок одной англичанки, покровительствовавшей искусствам. Она приняла Консуэло за испанку не только по имени, но и из-за прекрасных черных глаз танцовщицы. Консуэло делала турнэ по Европе с тринадцатилетнего возраста, но ее настоящее имя было Флори Симонс и была она цветком лондонских трущоб.

— Приятно видеть вас снова, — улыбнулся Рик. — Вы победили их сегодня вечером. Последний ваш трюк, когда вы вздохом поднимаете перья — водевиль. Остальное же настоящее искусство.

Консуэло целовала многих мужчин, так же легко давая свой красивый рот, как другие девушки дают для пожатия руку. А Рик никогда и пальца ей не поцеловал. Но если бы он ее и целовал сейчас, она сразу узнала бы все его чувства…

Она подняла на него глаза. Он ответил вопросительным взглядом.

— Спасибо за комплименты, — небрежно произнесла Консуэло с усилием, которою никто бы не мог заметить.

— Вы ужасно милая, — и Рик схватил ее за плечи и крепко поцеловал в обе щеки, как любящий брат.

Тогда Консуэло поняла. Ждать нечего. Все кончено. Теперь она знает.

Короткое молчание, потом Консуэло смахнула со стула пышную груду какой-то мягкой материи.

— Садитесь, Рик.

— Спасибо.

Снова короткое молчание.

— Что случилось, Рик? Ничего плохого? — подавляя отчаяние, с искусственной дружелюбностью спросила Консуэло.

_{— Что случалось, Рик? — подавляя отчаяние, спросила Консуэло}　

— Я бы не сказал, что у меня плохи деда. Благодаря вам, мои тяжелые времена пришли. После «танцовщицы с веером» заказы посыпались. В свободные дни я работаю над портретом мадам Бертэн…

— А! — тон, которым Рик произнес это имя, заставил затрепетать сердце Консуэло. Так вот что? О, да, Консуэло теперь знала.

— Ага! Пишете жену директора. Это хорошо для вас, Рики.

— Я получу на двадцать тысяч больше, чем за «танцовщицу с веером».

— Есть люди, которые никогда недовольны! — Она закусила губу, чтобы не выдать дрожи голоса. — Вот вам так везет, а вам… вам кажется, что жизнь и вкус весь потеряла.

Рука художника с заженной спичкой остановилась на полпути к папиросе.

— Почему вы думаете?..

— Я не думаю. Я знаю.

— У вас, конечно, богатое воображение. Но почему вы думаете?..

— He лгите мне, Рики, — резко вскрикнула Консуэло. — Разве мы не друзья? Разве я вам не все рассказывала. Так скажите же мне, что я права. Это любовь?

Художник низко опустил голову. Потом поднял ее и взглянул на свою маленькую приятельницу доверчивыми, несчастными глазами:

— Я думаю, что вы правы.

— Вы съума сходите по… той, которую теперь пишете?

Рик кивнул. Как брат сестре, он стал описывать любимую женщину женщине, которая любила его.

— Консуэло! Милее ее нет! Такая робкая. Такая… особенная. В ней все, о чем мечтает мужчина… Она со всем не похожа на других, Создана для того, чтобы ее любили.

— А разве другие не созданы для этого? — прошептала Консуэло. Но вопрос этот не был услышан. Era заглушили доносившиеся звуки оркестра, смех публики над карликами-акробатами.

— Опа не подходит к этому театральному люду, — продолжал Рик. — Для нее счастье в домашнем очаге, в детях, в человеке, боготворящем землю, по которой она ходит. Мать ее просто отдала Бертэну.

— Такой матери следовало бы дать десять лет, — сказала Консуэло.

— Для дочери это хуже тюрьмы, это ад.

— Она скачала вам это, Рик?

— Она никогда не говорила ни слова. Но разве можно этого не знать?

— Старик Бертен невнимателен к ней?

— Я слышал как кто-то сказал: Бертэн не бывает невнимателен ни к одной хорошенькой женщине. Даже к своей жене. Лучше, если бы это было иначе. Это дает некоторое представление, Консуэло, правда?

Консуэло, вертевшая в руках носовой платок, ответила, что понимает.

— Добрая вы, маленькая душа, — сказал Рик. — Мне очень жаль, что я навязываю вам всю эту плаксивую историю. Я должен был излить это все кому-то, кто понимает.

— Рики, а она… она так же любит вас?

— Между нами не было ничего, ни одного слова, ни одного взгляда, — сказал чистосердечно Рик. — И все же! Хотя у меня и нет никаких оснований, я иногда думаю… Когда она увидела ваш портрет, ей ужасно хотелось все узнать про вас и друзья ли мы с вами?

— Правда? Так она любит вас. Можете мне поверить. Но, послушаете, Рики, почему вы не уведете ее от этой адской жизни и не сделаете ее счастливой? Вы могли бы жениться на ней…

— Жениться? — безнадежно повторил Рик. — Но она француженка, католичка. Для нее не может быть развода. Освободить ее может только одно: ее смерть, или его.

— А сколько лет этому Бертэну?

— Пятьдесят восемь и здоров так, что больше вероятия, что скорее умрет она, чем он. Посмотрите только на это животное!

_____

Консуэло посмотрела на это животное.