Они прошли внешние форты, лежавшие под солнечным зноем на высотах, осеняемых трехцветным знаменем. Они пролетали, под оглушительные крики, мимо изумленных или восторженных сельских жителей. Насладились мгновенно прохладою, проезжая через лес у Орлеинь. Попали тотчас же опять в ослепительный свет. А скорость все возростала и возростала. Закругления, повороты, железнодорожные переезды чередовались с длинными, прямыми участками. И неотступно, как в лихорадке, трещал, словно пулемет, Марбруновский мотор, заставляя их лететь вперед, по твердому шоссе, миля за милей, словно выпущенный снаряд!..
Но вот они начали настигать конкуррентов второй группы.
Облако пыли мчалось вдоль линии шоссе, плотное и тяжелое, застревая в вершинах деревьев, принимая огненнокрасный оттенок под палящими лучами солнца. Пьер постепенно все более развивал свою скорость, потому что, собственно, лишь теперь дело начинало идти в серьез. Перед ним летела стая машин известнейших марок, управляемых шофферами мировой известности. А сзади гналась куча не менее ожесточенных конкурентов, готовых пожертвовать целостью своих рук и ног и даже жизнью, чтобы только установить рекорд, чтобы победить!
Но один за другим, эти торпедообразные автомобили оставались позади, — теперь, когда его машина могла развернуть всю свою мощность. Раз за разом он замечал перед собою новое облако пыли, приближался к нему, погружался в него, ощущал себя секунды на две оглохшим и ослепшим под душем песку и мелкого щебня, — затем Марбруновская машина пролетала мимо с своеобразным жужжанием «ссссвсссс!», занимала ведущее положение и предоставляла обойденному глотать пыль.
Приблизительно в половине гонки Пьер заметил Эсти, который, со своим новым Гомоном, был нумером первым в своей группе. Пьер стиснул молча зубы, ибо он знал Эсти и его приемы: не было такого трюка, на который он не пустился бы, когда положение становилось затруднительным.
С бешеной быстротой мчались обе машины вперед.
Телеграфные столбы мелькали мимо, словно жерди частокола.
А там, впереди, метрах в ста перед Пьером, где шоссе делало загиб, в вихре пыли — летела машина Эсти.
Но Пьер перевел ход на максимальную скорость. На одно мгновение он упустил из виду состояние дороги. И в ближайший момент исчез в водовороте, где в очки его хлестало словно крупным градом, а кожу на лице кололо словно иголками.
Жан почувствовал, словно у него с лица содрало всю кожу. За наглазниками его утомленные чтением глаза моргали и слезились. Он не видел ничего впереди даже на метр расстояния. Но его барабанным перепонкам громовое гудение его цилиндров свидетельствовало о максимальной скорости хода, — при которой ошибка на дюйм обозначала крушение, увечье, смерть!
Внезапно он ощутил горячее дыхание передней машины. Грохот чужого мотора врезался в слух. Где-то там, впереди, в этом головокружительном хаосе, летел вперед Эсти, недоступный глазу. Жан прижал обе свои ладони к лицу, чтобы защитить его. Быстрым броском метнулась влево машина, так что его едва не выбросило.
Еще один момент безумных скачков и толчков. Затем вновь бросок в сторону, на более ровную дорогу. И внезапно воздух кругом прояснился, шум утих, — далеко во все стороны разостлались поле и дорога под ослепительным сиянием солнца.
Пьер пожал плечами.
Жан злорадно улыбнулся: он понял тотчас же, что Эсти намеренно заманил их на более рыхлый щебень вдоль края, дороги, где менее опытный шоффер рисковал своей жизнью. И этот мошенник маневрировал так ловко, что они даже не могли заявить протеста!
Несколько минут спустя, Пьер достиг крайних домов в Лерм. Протянутые поперек шоссе плакаты извещали, что здесь находится контроль. Его карточка была проштемпелевана, он узнал, что только Деместр и двое других находятся впереди него, — и отправился продолжать гонку.
Почти сейчас же за ним прибыл Эсти. Он соскочил со своей машины, вбежал в находившийся тут же маленький кабачок, прошел к телефону — и через минуту был уже соединен с ближайшей из тех летучих мастерских, которые его фирма раскинула в разных местах вдоль всей дороги. Он сообщил им, что Марбрун идет впереди — и дал приказ, чтобы все следующие вспомогательные станции были уведомлены об этом по телеграфу, для сообщения о том Деместру.
Это известие было получено бельгийцем в пункте, отстоявшем миль за двадцать впереди. Ему пришлось завернуть в починочную мастерскую, с текущим баком, который нужно было запаять, и одним сожженным цилиндром, заменить или поправить который нечего было и думать.
Еще в то время, как машина Деместра ждала, пока пара механиков лихорадочно возилась около нее, с последней, только что пройденной станции было получено известие, что две другие машины, которые вели гонку, вышли из состязания, получив серьезные повреждения при столкновении. Оставался лишь один конкуррент позади: Пьер Марбрун.
Бак бельгийца был кое-как приведен в порядок, — когда внезапно его осенила одна идея.