Мир приключений, 1923 № 04

Профессор выключил машину и так-же быстро вынул иглы из тела обезьяны, а ранки заклеил ватой, смоченой коллодием.

— Она пролежит так несколько часов — ну, два-три, и потом будет совершенно здорова. Можно отвязать ее теперь и снести в клетку…

И он, действительно, отвязал ее от стола и вынес из операционной.

Только когда он возвратился, я мог более или менее внимательно разглядеть его самого. Вчерашнее безумие и восторженность были написаны у него на лице и в глазах.

Опять холодок прошел у меня по спине.

Он подошел ко мне и тихо спросил:

— Вы видели? Теперь вы верите? Но пока это — тайна. Об этом— никому! Пока опыт не будет сделан над человеком — никому ни звука! Скоро я сам широко опубликую это. О, я перевернул новую страницу книги Бытия! Двадцать лет прошли не даром! Еще последний опыт, еще немного терпения! Но идемте. Мне нужно кое-что записать. — И мы также молча, как и пришли, тем же путем вышли из лаборатории.

Я не зашел к Регине, надеясь увидеть ее вечером, уже получив согласие Уоттона. Мы условились встретиться с ней в той же аллее, в восемь часов.

Только теперь я понял, какое нервное напряжение пришлось мне выдержать. Я чувствовал странную усталость и разбитость. Голова слегка кружилась и болела. Я взглянул на часы; было около пяти. Следовательно, времени было достаточно, чтобы отдохнуть, пообедать в одном из ресторанов и привести свои мысли в порядок. Я так и сделал. Нечего и говорить, что голова моя была полна только что виденным. Но эти поразительные факты никак не хотели укладываться у меня в мозгу.

III.

Уже темнело, когда я кончил свой обед и собирался уйти из ресторана. План мой был таков: идти сейчас, или немного позже, к Уоттону, переговорить с ним о Регине и потом увидеть Регину, чтобы вместе с ней пойти к отцу.

Я не взял кэб, так как мне хотелось немного прогуляться. Вечер был теплый и тихий, а путь мне предстоял не очень длинный. По дороге я думал о Регине, о нашей жизни с ней и в душу ко мне понемногу возвращался мир.

Происшествия этих двух дней, как сквозь сон, вспоминались мне. Впереди же у меня были радость и счастье. Наконец, в этих приятных размышлениях, я достиг дома профессора.

Позвонив, я попросил слугу доложить о моем визите. Возвратившийся слуга сказал, что сэр Уоттон занимается в своей лаборатории, а лэди Уоттон неизвестно куда вышла.

Тогда я, по праву близкого знакомого, сказал, что пойду к профессору в лабораторию, так как у меня к нему есть крайне важное дело.

Я шел по дорожкам парка, по направлению к лаборатории, и с каждым шагом волнение мое возрастало. Предчувствие чего-то недоброго закрадывалось в душу.

Вскоре показалась и темная масса лаборатории. Только верхние края о кон, не закрытые высотой оградой, яр — ко блестели, освещенные изнутри. Я замедлил шаги и перевел дыхание. Сердце билось и в ушах неприятно шумело. Я стоял уже на дорожке, ведущей к калитке ограды.

«А что если калитка заперта? Как я увижу Уоттона? Как поговорю с ним о Регине? Может быть, он опять скроется на несколько дней в этот каменный мешок и помолвку придется отложить!»

Так думал я, как вдруг какой-то белый предмет на дорожке приковал к себе мое внимание. Я быстро подошел, нагнулся и поднял его.

Сомнений быть не могло — это платок Регины, пахнущий ее духами! Сердце мое упало и перестало биться. Обрывки мыслей замелькали в голове.

«Регина там?! Что это значит? Зачем?» Наконец, одна безобразная мысль молнией прорезала мне мозг.

«Боже! Неужели же он…»

За оградой протяжно и жалобно завыла собака; ей ответила другая еще более ужасным воем.

Эти звуки ударили меня по нервам, как плетью. Я сорвался с места и бросился к калитке. Я в бешенстве толкнул ее ногой и, о радость! — она бесшумно открылась предо мной.

Яркий свет из окон лаборатории в первое мгновение ослепил меня и заставил закрыть глаза. Но я скоро освоился и уже мог ясно различить все, что делается в зале.

Регина лежала на операционном столе и профессор стоял над ней, держа ее за пульс и внимательно следил за ним. Из рук, ног и шеи Регины выбегали алые струйки крови, — там, где были вколоты иглы. Склянка «сыворотки бессмертия» искрилась золотым огнем рядом на столике. Я дрожал, как в лихорадке, зубы мои стучали и ноги отказывались повиноваться. В первый момент мне показалось, что Регина еще жива, но когда я вгляделся в ее лице — у меня не осталось сомнения в том, что Регины больше нет!

Эта мысль, подобно развернувшейся с силой пружине, подбросила меня и я, плохо сознавая что делаю, побежал к двери лаборатории, сопровождаемый воем собак.