Подъехав к лаборатории, они увидели у главного входа почтовую карету. Три ассистента в белых халатах выносили из дома мешки с письмами и пакетами.
— Однако! — воскликнул Манфред с изумлением — у него недурная корреспонденция!
Доктор стоял в дверях в своем длинном белом халате и наблюдал за отправкой корреспонденции.
— Идемте в мой рабочий кабинет — сказал он, дружески здороваясь со своими гостями. Он провел их в большую светлую комнату, где была устроена его лаборатория.
— У вас колоссальная корреспонденция — заметил Леон.
Доктор спокойно улыбнулся.
— Я отправляю эти пакеты в почтовую контору — сказал он — они будут разосланы по местам, когда… на минуту замялся — когда я буду окончательно уверен… Вы знаете — продолжал он с глубокой серьезностью — ученый должен быть крайне осторожен. Сделав великое открытие, ученый не имеет ни минуты покоя. Его мучит опасение, что он забыл о какой-нибудь важной детали, допустил ошибку в вычислениях, поторопился с выводом. Но я думаю, что я прав, — прибавил он вполголоса — Я уверен, что я прав, но я хочу еще раз убедиться…
Он показал им свой кабинет, но Манфред нашел в нем мало нового после лаборатории покойного профессора Тэбльмена. Виглоу, любезно, даже радушно встретивший своих гостей, через несколько минут нахмурился и замолчал, вяло и неохотно отвечая на вопросы Леона, заинтересовавшегося некоторыми инструментами.
Выйдя из лаборатории, они перешли в соседнюю комнату. Там настроение Виглоу снова изменилось; он почти развеселился.
— Я скажу вам! — воскликнул он внезапно — я не могу больше молчать. Ни один человек не подозревает, какие великие перемены несет с собой мое открытие.
Счастливая улыбка осветила его лицо, глаза блестели, он даже казался выше ростом в эту минуту душевного подъема. С живостью поднявшись со стула, он достал из ящика большое фарфоровое блюдо и положил его на стол. Из стенного шкафа он вынул два жестяных ящика и с нескрываемым отвращением высыпал содержимое их на блюдо. Повидимому ящик был наполнен обыкновенным черноземом, взятым из сада. В черноземе извивался небольшой красноватый червяк, старающийся зарыться в землю.
— Проклятый! Проклятый! — Голос доктора походил на рычанье; лицо его исказилось от ярости — Как я ненавижу их!
Неподдельный ужас и ненависть светились в глазах доктора Феликса Виглоу.
Манфред подавил готовое вырваться восклицание и отступил назад, не спуская глаз с безумного. Внезапно доктор успокоился и наклонился к Леону:
— Когда я был ребенком, — сказал он дрожащим голосом, — я ненавидел земляных червей. У нас была нянька, — ее звали Мартой, отвратительная, злая женщина. Однажды она опустила мне за воротник червяка. Можете себе представить, какой это был ужас!
Леон молчал. Он смотрел на земляного червя с точки зрения ученого, относил его к классу щетинконогих и давал ему претенциозное название Lumbricus terrestris.
— У меня есть своя теория, — продолжал доктор, совершенно успокоившись и вытирая пот со лба — различные виды животных поочередно занимают первенствующее место на земном шаре. Через какой-нибудь миллион лет человек не будет превышать размерами муравья — всем известно, что человеческая природа мельчает, а земляной червь, благодаря его уму, хитрости и способности приспособляться, займет первое место в животном царстве. — Он остановился и вопросительно взглянул на своих слушателей. Леон и Манфред упорно молчали — по их мнению земляной червь не отличался особым умом и был совершенно лишен желания выдвинуться.
— Я думал об этом днем и ночью, — сказал Виглоу — Я посвятил свою жизнь уничтожению этой страшной угрозы человеческому роду.
Он снова подошел к шкафу, достал с полки бутылку с широким горлышком, наполненную сероватым порошком, и показал ее Леону.
— Вот результат двенадцатилетней работы, — сказал он — нетрудно было найти вещество, убивающее этих животных, но я сделал гораздо больше.
Он взял скальпель и, встряхнув бутылку, достал из нее несколько крупинок порошка. Растворив их в воде, он размешал бесцветную жидкость стеклянной палочкой и уронил три капли на чернозем. Прошла секунда; земля в том месте, где спряталась несчастная жертва, слегка приподнялась.
— Он мертв! — с торжеством воскликнул доктор, разгребая землю, чтобы доказать справедливость своих слов — Но этого мало: горсть земли, куда упали капли, смертельна для всех червей, какие когда-либо коснутся ее.
Он позвонил, и в комнату вошел один из его помощников.
— Уберите это, — сказал он с содроганием, указывая на блюдо, и мрачно отошел к столу.
На обратном пути Леон не проронил ни одного слова. Он сидел, забившись в угол автомобиля, опустив голову, со скрещенными руками. Вечером он вышел из дому, отклонив предложение Манфреда пойти с ним и не давая никаких объяснений по поводу своей необычной прогулки.
В девять часов вечера Гонзалес подходил к дому доктора Виглоу. Доктор занимал огромный дом и содержал целый штат прислуги, но на ночь он перебирался в маленький коттэдж, где раньше жил садовник.