— До свиданья, Сам, — сказала мисс Гарграв, — какая бурная ночь! Надеюсь, вам удастся выпутаться. Помните же: в среду, в три часа, в Кенсингтонском саду…
— Я не забуду, мисс, — ответил вор. Он смотрел ей вслед, пока она поднималась по лестнице, потом запер дверь в библиотеку, спрятал ключ в карман и вышел в переднюю.
Минуту спустя, за дверью послышались голоса, и кто-то постучал в стекло. Он отодвинул задвижку и открыл дверь.
В комнату вошел инспектор в сопровождении трех полисменов.
— Вы пришли как раз во-время, — шепнул вор, — он заперся в библиотеке и взламывает несгораемую кассу. Пусть двое из вас зайдут с задней стороны дома и стерегут под окном. Я останусь в передней, чтобы схватить его, когда он выйдет.
У двери библиотеки они поставили полицейского агента, а остальных двух провел к оранжерее и указал им на разбитое окно, через которое, очевидно, пролез грабитель.
— Я принесу сейчас палку, — шепнул вор полисмену, стоявшему у двери библиотеки.
Он вышел в переднюю и больше не возвращался.
Взломали дверь библиотеки, и инспектор убедился, что его перехитрили. Удовлетворение мисс Гарграв сменилось негодованием, когда она узнала о пропавшей табакерке.
Однако на следующий день, к величайшему удивлению мистера Гарграва, табакерка Наполеона была возвращена, а мисс Гарграв получила пакет с десятью соверенами.
На внутренней стороне конверта неуклюжим почерком было написано одно только слово: «Помни», а внизу стояло огромное «С».
В следующую среду какой-то молодой человек в безукоризненном костюме и блестящем цилиндре гулял по Кенсингтонскому парку. Подойдя к скамейке, на которой сидела молодая дама, он остановился.
— Мисс Гарграв, если не ошибаюсь? — сказал он, снимая шляпу.
Она взглянула на него, и румянец смущения покрыл ее лицо.
— Как!.. Но ведь это же… — с трудом выговорила она.
— Сам, мисс, — сказал молодой человек, усаживаясь рядом с ней, — я пришел поговорить с вами по поводу этого свидания.
Он вынул из кармана письмо и подал ей. Сильно волнуясь, она распечатала конверт и прочла:
«Сударыня! Имею честь уведомить вас, что вы принимаетесь в члены нашего клуба, при условии, если вам удастся овладеть серьгами Марии-Антуанетты, находящимися в настоящий момент у генерала Бинглея. Податель этого письма даст вам более точные указания. «Секретарь клуба».
— Что это значит? — воскликнула она с величайшим изумлением, — какой клуб?
— Клуб грабителей! — сказал молодой человек торжественным тоном, — все мы — холостяки и спортсмены, пресытившиеся приключениями на суше и на море. Мы основали этот клуб в погоне за сильными ощущениями. Каждый, желающий попасть в члены клуба, должен пройти через испытание: он обязан похитить какую-нибудь вещь по указанию нашего президента.
— Но кто же вы? — спросила она.
— Эдуард Норван. Мы встретились с вами однажды на балу у Иллингвортов. На следующий же день я ушел со своим полком в Южную Африку и вернулся оттуда только в этом году.
Мисс Гарграв покраснела еще сильнее.
— Я, кажется, помню этот бал, — сказала она.
Наступило молчание.
— Вы прощаете мне? — спросил он, наконец.
— Я… я право не знаю. Мне кажется, вы ни в чем не виноваты, лорд Норван.
Он взглянул на нее.
— В ту ночь вы мне сказали, что я напоминаю вам кого-то. Кто он?
Румянец вспыхнул еще ярче на ее щеках.
— Может быть, вы забудете его для меня? — прошептал Норван.
Веселый огонек появился в ее глазах.
— Я ничего не обещаю, Сам, — сказала она, — но я попытаюсь. Может быть, я вам отвечу после моего первого грабежа.
И она положила в свою сумочку письмо, врученное ей «вором».
ЧЕТВЕРО СПРАВЕДЛИВЫХ
— «Нам сообщают о смерти мистера Фальмута, бывшего начальника следственного отделения Скотлэнд-Ярда. Им был произведен в свое время арест Джорджа Манфреда, главаря шайки «Четверых справедливых». Побег Манфреда вызвал немало толков в заинтересованных кругах.
«Организация, известная под именем «Четверо Справедливых», поставила себе целью наказывать преступников в тех случаях, когда правосудие оказывается несостоятельным. Есть основания предполагать, что члены ее — очень богатые люди, посвятившие свою жизнь и имущество этой сумасбродной и преступной идее. Очевидно, шайка прекратила свою деятельность, ибо уже в течение нескольких лет она не дает о себе знать».
Прочтя эту заметку, Манфред отложил в сторону газету, а Леон Гонзалес нахмурился.
— Слово «шайка» внушает мне непреодолимее отвращение, — сказал он. Манфред спокойно улыбнулся.
— Бедный Фальмут! — заметил он.
— Он был славный парень.
— Да, я любил Фальмута, — согласился Гонзалес — Он был вполне нормальным человеком, за исключением легкого прогенизма.
Манфред расхохотался.
— Простите меня, дорогой мой, но я никак не могу уловить вашу мысль, когда вы начинаете углубляться в эту специальную отрасль знания, — сказал он — Что таксе прогенизм?