Мир не без добрых драконов

— Нет, — засмеялся демиург. — Он мало бегает, фарги живут в норах. Я показал Дару, как на них охотятся.

— Дар проникся и поймал бедную зверюшку. Ясно. А не могли бы великие мира сего немного потесниться? — Я взял свою тарелку и примостился рядом с Альвиром. Горячий сок обжигал пальцы, но мне казалось, что ничего вкуснее я не ел уже лет двадцать, не меньше.

Альвир протянул мне салфетку. Я вытер пальцы и, не задумываясь, что делаю, положил ее в карман. Посуда исчезла вместе с половиной недоеденной тушки.

Пришло время уходить. Альвир напрягся. Все в нем — и выражение глаз, и прямая спина, и сжатые в кулаки руки, выдавали нечеловеческое напряжение, в котором он находился. Мое чувство времени шепнуло, что уже пора. Именно в этот миг мы покинули темный подвал, в котором нашли умирающего эльфа. Я внимательно смотрел на Альвира: хочу запомнить его таким — живым и здоровым. Несмотря на то, что сейчас в его глазах пустота и страх.

— Мы обязательно встретимся. Для вас пройдет совсем немного времени, для меня — шесть тысяч лет, но я доживу. Хотя бы для того, чтобы еще раз сказать вам спасибо. Передавайте привет Альдиниру.

— Конечно! Если только отец не прибьет нас за самодеятельность, как только мы появимся, — Дар сделал перепуганное лицо, рассмешив Альвира.

— Тогда я скажу вам — до свидания! — он обнял нас по очереди и отошел в сторону.

Я в последний раз посмотрел вокруг, прежде чем протянуть руку Дарию.

— Не боишься? — мысленно спросил дядя и начал слияние.

— Есть немного. Но сюда было страшнее, потому, что в первый раз. Ты специально время тянешь? Так вот, я тебе авторитетно заявляю, что уже пора. Надеюсь, мы не будем возвращаться в подвал?

— Нет, выйдем в атмосфере и найдем спутник.

— Это хорошо. В подвалах я уже насиделся на долгие годы.

— А я думал, что тебе понравился вид из окна.

— И ножки у прачки были ничего…

*теро — обращение к главе рода

Глава 15 Последний шаг

Альвир, демиург

Для того чтобы летать, мне не нужны ни крылья, ни восходящие потоки. Мне достаточно просто пожелать, и я стану ветром, играющим с твоими волосами, любимая. Я стану легким сквозняком, надувшим занавески, чтобы подсмотреть за тобой в купальне. Прости, что я тебе об этом не говорил. Я так много хотел сказать и…. опоздал. Как же мне тебя не хватает!

Только несколько мгновений назад огненный шар пронзил небо, я проводил его взглядом, понимая, что теперь пришло мое время действовать. Надеюсь, дети долетят, и с ними все будет в порядке.

Я поднялся с нагретого солнцем камня. Последние расчеты проделаны, решение принято, и, оттряхнув песок с рук, я стал ветром и покинул скалу, ставшую мне временным приютом и стартовой площадкой одновременно. Смахнул невидимые слезы — я уже оплакал тебя, мой мир. Прошлой ночью.

Память — страшная вещь, и в то же время — бесценный дар. Она позволяет тебе вновь и вновь насладится единожды увиденным. Но чаще она пробуждает совесть, заставляя страдать и заново переживать твои собственные ошибки.

Я приказал себе забыть, отринуть ненужное, подняться над пропастью, в которую меня толкают воспоминания. Если серьезно, ни к чему мне память того, кого еще нет. Итак, примем за истину в первой инстанции, что я — тот, кто познал весь ужас совершенного, еще не существую. Идти вперед с таким грузом нельзя, он будет тянуть назад, заставляя меня оставить все, как есть. Смириться с потерей любимой, сохранить мир в том виде, в котором он есть сейчас. Тогда не нужно будет вызывать брата, и Альдиниру не придется тратить силы на то, чтобы спасти моих иллинов. Он будет спокойно жить, растить детей, присматривать за драконами и заботиться о своей новой игрушке — людях, о которых он с такой радостью рассказывал еще каких-то сто лет назад. Но… в его мире никогда не будет иллинов, и не родится мальчик по имени Рон. Он не поднимет шум, случайно отыскав мой дневник, и не полетит спасать такого дурака, как я, от страшной ошибки.

Именно поэтому я приказал себе избавиться от всего, что камнем тянуло меня на дно. Стоит ли внук моего брата целого мира? Да, стоит! Потому что вместе с его нерождением погибнет еще один мир — тот, который создаст он. И еще один — который создаст его сын когда-нибудь. Он сам еще ребенок — что такое пятьдесят лет для демиурга, а у него уже есть сын. И получив его память, я почувствовал всю глубину его любви к мальчику. Я не имею права уничтожить их. Пусть их миры живут, тем более что мы с Даром, кажется, нашли выход.

Я рассеялся над планетой, впитал в себя и стал на время ее душой. Земная кора встрепенулась, оживая, и планета вздохнула — облака пролились дождем, и небо очистилось.

Выдох…. Взлетели в небо гейзеры в долине Духов, проснулись нарывы вулканов на моем "теле", толчками выплевывая из себя пепел, камни и лаву.