Мир миров

– А чародей был хорош.

– Лучший из всех, кого я видел.

– Мне тоже показалось, что он хорош, – Грабинский покачал головой. И закурил следующую сигарету. Он затянулся, а потом долго наблюдал за дымом, который поднимался к иллюминатору. – Давненько я не стрелял в людей. Я думал, что с меня уже хватит смертей. Однако сегодня рука даже не дрогнула. Может, это старость? Сам скоро сдохну, поэтому мне и плевать на чужую жизнь.

– Ерунда. Ты сделал то, что надо было. Иначе в любой момент мы могли стать едой для Пущи.

– Может, и так. А они ужасно настырные – те, на «Ягелло». И исключительно хорошо подготовлены к операции для людей, которых поступок марсианина по идее застал врасплох.

– Может, они были не так уж и не осведомлены. Не только у Новаковского работает разведка. Глупо было бы думать, что другие не проявляют никакой инициативы.

– Думаешь? А может… знаешь, Мирек, может, ты мне не всё рассказываешь?

– Никто никому всё не рассказывает.

– Банально это, Мирек, но как хочешь. Думаешь, мы доберемся до Диких Полей?

– Я молюсь своему богу. И тебе бы не помешало.

– А Вековечная погонится за нами аж туда?

– Она разнесет «Баторий» на куски, если догонит. Но над Дикими может отступить. Либо нас уже не будет на борту, когда она настигнет дирижабль…

Грабинский одним глотком опорожнил бутыль. Какое-то время он заглядывал в горлышко, пытаясь высмотреть ещё пару капель-дезертиров. Когда эти старания не увенчались успехом, он жалобно вздохнул, выстукивая пальцами какую-то грустную мелодию по пустому сосуду, а потом, пораженный внезапным подозрением, посмотрел на Кутшебу так, как когда-то, в свою бытность детективом Железных дорог, смотрел на подозреваемых.

– Как ты думаешь, кто находился на борту «Ягелло»? – спросил он.

– Этот чародей? Я не знаю его.

– Не чародей. Тот, третий.

– Кто-то важный, наверное.

– Кто-то важный, – согласился Грабинский. – А ты всегда охотишься за важными людьми, правда? Почти что самыми важными. Ты никогда мне не говорил, кого ты преследуешь по велению твоей черной госпожи, кто эти люди или кем они стали.

Кутшеба не ответил, и тогда Грабинский грустно улыбнулся и пошел искать водку. Кутшеба проводил его взглядом и вдруг выругался. Ему что, больше нечем было заняться, как только разглядывать людей на борту дирижабля!

Глава 7

Июнь 1972 года по старому календарю, пятьдесят седьмой год Предела, двадцатый год Мира, над Вековечной Пущей

Он наблюдал, как мара швыряла проклятия в настигающих их птиц. Опускались сумерки. «Баторий» уже десять часов шел на всех парах над Пущей-монстром, но птицы так и не выбились из сил. Они медленно, но уверенно сокращали дистанцию. Вековечная мобилизовала новые силы, чтобы, как и предполагал Кутшеба, другой стаей попытаться преградить им путь.

На этот раз Новаковский предоставил Мочке свободу действий, и одержимый разверз вокруг «Батория» настоящее пекло. Маленькие воздушные штормы затягивали и растерзывали птиц, огненные молнии сжигали их. Мочке даже удалось подчинить несколько орлов, которые успели убить много тварей, прежде чем Пуща разгадала уловку и вернула контроль над ними. Вскоре Мочка потерял сознание от перенапряжения, но стая была разбита, что позволило «Баторию» оторваться. Птицы уже не гнались за ним, а только сохраняли дистанцию, ожидая, пока к ним присоединятся два следующих сверхсущества. Все на борту знали, что с ними Мочке уже не справиться.

Мара появилась, едва село солнце. Помогли ли в борьбе со стаей ее заклятия, Кутшеба не знал. Его забавляла злость мары, направленная, как всегда, на создание, которое стало у него на пути. Как только она покинула его тело, он уже не разделял ее гнев. Не в первый раз она оказалась более агрессивной и настойчивой, чем он.

Она казалась такой естественной. Смуглая, почти хрупкая, ее можно было принять за девушку, которая с палубы корабля высматривала своего возлюбленного. Склонившись над бортом, она махала рукой, делая жесты, которые можно было принять за прощание.

Однако она бросала заклятия.

Ветер развевал ее волосы и нес ее слова к птицам. Не впервые Кутшеба восхищался ее грацией и красотой. Он не знал, какой видели мару остальные. Когда-то он слышал легенду родом из восточных степей, повествующую о мужчине, который всю жизнь встречался со Смертью, переодетой в женщину. Когда он увидел ее молодым, она показалась ему безобразной, но чем больше он старел, тем прекраснее она ему казалась. И когда пробил его час, он радостно упал в объятия самой красивой женщины, которую только встречал в своей жизни. Может, с марой было так же? Может, остальные видели в ней чудовище, и только он видел прекрасную девушку, потому что только он был готов связать себя с ней?

Она почувствовала, что мужчина смотрит на нее, и повернулась к нему, сидящему на низкой скамейке, которая была бы уместна скорее на пассажирском, чем на боевом корабле, задрожала и внезапно оказалась сидящей у него на коленях, обнимая за шею и нежно царапая когтями.