Мир, который сгинул

То, что я до сих пор жив-здоров, преследует меня личной неудачей. Прямо вижу, как дома все дамочки определенного возраста, день-деньской пекущие торты, следят за ходом событий и неодобрительно цокают, будто я пукнул в церкви или позволил себе вольность с барменшей местного стариковского паба. Вымышленное общество любительниц лото и порицательниц в лорнетках – Миссус Лэреби, мисс Констанс, Бидди Хеншлер и их товарки – сидит у меня в голове, вооружившись фарфоровыми чашками и миндальными печеньями, чешут языками и твердят, что я ничего не смыслю в войне. Вот из-за таких типов их сыновья и не вернулись домой к Рождеству! Нам не хватает внутреннего морального стержня, который был столь неотъемлемой частью мужчин их поколения, что они просто не смогли передать его сыновьям и внукам; они и сами не знали, как им это удавалось, и не умели описать свой долг словами; они просто были этим долгом, а он был ими, какие еще нужны объяснения? И без того ясно, что вся наша братия никуда не годится. Нет, я не получу от них посылку с тортом, какую в прошлом году они собрали для настоящих мужчин; во-первых, я не заслужил, а во-вторых, война идет в такой нелепой глуши, что торт просто испортится, пока его доставят (по причине отсутствия стержня в теперешних почтальонах), ну а в-третьих (раньше всем хватало и двух причин, ведь у людей был стержень), потому что с тортами на этой войне уже произошло несколько заминок, в частности, из-за подрывающих боевой дух надписей. На некоторых тортах было выведено «Скучаю», на других – «Дурацкая война», а на одном особенно радикальном кексе значилось: «Пешка в руках окопавшихся душегубов, восстань!» Последнюю надпись я видел собственными глазами, когда для сохранения военной дисциплины генерал Копсен велел мне уничтожить кекс самым гуманным и тайным образом.

Были торты с советами, как симулировать различные болезни; приходили единичные, но побуждающие к паранойе не-кексы, испеченные еще более скверными и яростными противниками войны, которые умудрялись вложить в гостинец отраву или взрывчатку и таким образом нанести удар по господствующим криптофашистам. Я никогда их не видел (криптофашистов; о тортах с бактериями ботулизма, увы, я хоть сейчас дам показания в суде) и не знаю никого, кто бы признался в криптофашистских убеждениях. Дело, несомненно, в том, что нынешние криптофашисты в подметки не годятся криптофашистам прошлых лет; те шли, завоевывали и колонизировали, и вообще были не такими уж «крипто-». У теперешних просто нет ничего святого.

Я надеваю рубашку. Жарко. Ничего, лучше попотеть, чем сгореть на солнце. На всякий случай надеваю бронежилет – вдруг по мне откроют огонь. Меня еще ни разу не подстрелили.

Да, меня ни разу не подстрелили («Позор! Фу-у-у, как не стыдно!»), но это не значит, что я не был ранен. В Аддэ-Катире пострадать можно на каждом шагу. Для рая на земле тут удивительно враждебная окружающая среда. Красивые сочные фрукты при первой возможности устроят в вашем желудке рейд с полной эвакуацией. Местным грызунам полюбились резиновые подошвы наших ботинок, а огненные муравьи взяли за привычку откладывать яйца в швах форменных брюк. Все это было до не-войны, которая теперь идет всюду и обладает собственной, мощной, иррациональной волей.

Странность происходящего делает странными нас самих; насилие пробуждает злость. Логика у не-войны крепкая. Известные действия требуют известных ответов, и самый простой из них звучит так: «Если в тебя стреляют, отстреливайся».

Лишь одной из сил, воюющих в Аддэ-Катире, удается избегать подобного поведения – или, быть может, они еще более извращены, решительно и причудливо безумны, чем остальные; пираты Захир-бея не отстреливаются. Они ускользают, манят и дразнят. Или воруют – просто так, чтобы продемонстрировать нам свои возможности. Они крадут дорожные конусы, которыми мы размечаем дороги, и маленькие лампочки с их верхушек. Угоняют грузовик с обувью и забирают все правые ботинки, оставляя нам левые. Умыкают партию флагов и большой груз антиправительственной выпечки, из которой возвращается только один торт «Баттенберг» с ехидной записочкой: «Суховат». Наша эшелонированная оборона для них – что пищевая пленка. Они аккуратно проползают через минные поля и режут колючую проволоку с одной целью: разрисовать танки порнографическими картинками или стащить спиртное. От этого всем не по себе, ведь однажды пираты могут взяться за дело всерьез, и тогда нам придется очень плохо. Командующие всех войск объединяются в желании продемонстрировать, что никто не может обокрасть их и уйти безнаказанным. Первый, кто это докажет, получит бесконечно малую, но вполне убедительную меру почестей.