Мир, который сгинул

Карсвилль вспоминает поцелуй с Лизой Краски. На вкус она была как сопли – неудивительно, в девять-то лет. От нее остался девчачий привкус, и Бен толком не знал, приятный ли он. Позже Бен поцеловал ее брата, Найэла Краски, и получил за это по шее. Он так и не понял почему. Найэл Краски на вкус был такой же, как Лиза, только без запаха мандариновой гигиенички и соплей. С того дня Ллойд Карсвилль настаивал, чтобы его сын одевался как взрослый, в серые и синие цвета. Бенедикт был одет лучше всех в школе и чувствовал себя изгоем. Впрочем, с годами взрослые вещи стали ему идти, и он уяснил, что в этом есть определенные преимущества. Девчонки – у девчонок были мягкие штучки, которых не было у мальчиков, и Бен осознал, что они ему особенно интересны, – по достоинству оценили его ангельское личико и серьезное, костюмное хладнокровие.

Ему хорошо давались спортивные игры. Он отлично играл в футбол, хоккей, теннис и прочее. Все отмечали, как он привлекателен и безупречно одет. Еще у Бена был горячий нрав: он быстро находил повод для ссоры и быстро заводил друзей. «Грек, ни дать ни взять!» – с некоторым восхищением говаривал его дядя, который по долгу службы много работал с греками. Он торговал оливковым маслом – люди обычно смеялись и шутили про гангстеров. Дядя Фредерик терпеливо объяснял им, что мафия – в Италии, да и вообще, он действительно импортирует оливковое масло. Кому-то ведь надо это делать.

Бен вспоминает, как впервые совратил девушку; не первый секс (конечно, его он тоже помнит – было на удивление скучно), а именно первую победу. Это случилось на его девятнадцатый день рождения. В него по уши влюбилась Габриэль Вассели. Бен по уши влюбился в ее старшую сестру Титу, которой было двадцать шесть. Сестра подвезла Габриэль на вечеринку, и Бен, придерживая дверцу, сосредоточил всю мощь своего шарма на Тите.

– Благодарю, мисс Вассели, – сказал он. – Вы точно не желаете присоединиться?

Тита Вассели подняла глаза, и по тому, как восхищенно они блеснули, как невольно она проглотила слюну, Бен понял: она хочет сказать «да». Бен был редкой птицей, настоящим красавцем. Привлекательные мужчины – обычное дело, да и красивые женщины тоже. Но мужская красота, неукротимая и способная одолеть сопутствующий ей позор, встречается в одном из тысяч. Тита Вассели захотела обладать этим юношей, нежиться, купаться в нем, втереть его в себя. Ну или хотя бы отыметь так, как никто никогда не имел. Она облизнула губы и стала соображать, как это сделать.

Габриэль обвила рукой его талию.

Тита Вассели ненавидела младшую сестренку целых десять минут, а потом пришла в себя и сразу почувствовала некоторое облегчение.

Бен Карсвилль не возражал. Он и так все понял. Даже если они с Титой Вассели больше никогда не встретятся, он будет знать это всю жизнь: ответ был «да». Между делом он совратил Габриэль. Тита поехала домой, несколько дней пыталась сосредоточиться и наконец признала: она – плюющийся кипятком чайник вожделения, который скоро выкипит, расплавит столешницу, спалит к чертовой матери проводку и вырубит электричество по всей округе. Взвесив «за» и «против», она пришла к выводу, что единственный способ исправить ситуацию по-взрослому – это претворить в жизнь изначальный план относительно Бена Карсвилля, то бишь отыметь его. И она позвонила. Когда месяц спустя Габриэль застала их с Беном в постели, от воя задрожал потолок, а от поднявшегося зубовного скрежета глаза лезли на лоб. Тите стало совестно, но и очень приятно. Вечером она показала Бену нечто столь непристойное, что он едва не лишился чувств.

Добровольцем в армию он записался от скуки и еще потому, что за всю жизнь ни разу не встретил человека, который мог бы сказать «нет» и потом не отступиться. (Жизнь Бена Карсвилля отличалась от Гонзовой: неукротимая тяга вперед делала моего друга неотразимым, но порой он все-таки мешкал. Бен Карсвилль не знал сомнений. С тех пор как его игровую площадку застелили резиной, земля у него под ногами стала гладкой, серой, покоренной.)

В армии Карсвиллю вышибли зуб, и пришлось вставить имплантат, а после одной пьяной потасовки (ребята выясняли, кто кого толкнул) у него под глазом появился изящный шрам. Изнурив себя тренировками и достигнув предела физических возможностей, Карсвилль вдруг обнаружил в себе новые. Он прямо сиял от гордости. А потом все как-то улеглось: ни войн, ни беспорядков. Лишь медленное и неизбежное продвижение по службе. Карсвилль смотрел фильмы про войну, потому что сражения шли только там. «Апокалипсис сегодня» пересмотрел двести пятьдесят раз. А потом подал заявление и отправился миротворцем в Африку. Там было хорошо. Там в него стреляли враги, пусть он ездил в танке и носил защитный костюм. Впрочем, в него все равно ни разу не попали. Однажды он – чисто из любопытства – вылез из бронетранспортера, прошел под огнем к вражескому пулеметному окопу и взорвал его гранатой. Карсвиллю потом вручили медаль за боевые заслуги, хотя никаких заслуг не было.