Мир «Искателя», 2004 № 04

Водитель Караева, секретарша Алексея и Мельников убыли, об этом ему было сообщено ранее, час назад; в доме остались лишь сам Алексей, Караев и чей-то телохранитель, не то Вагита Тимуровича, не то Серафиминого мужа, скорее всего, его шефа. И что же, один человек смог обезопасить двух нуворишей от четырех профессиональных наемников? Хорошо вооруженных и прекрасно знающих свое дело, да еще и имеющих фору в неожиданности. Кроме того, голос утверждал, что все трое находятся у них в руках, иначе он не стал бы звонить.

Так в чем же дело?

Павел снова потянулся к ящику стола, за сигаретами. В последний момент, уже взявшись за ручку, неожиданно резко отдернул руку. Просто вспомнил о пистолете-зажигалке и некоторое время сидел неподвижно, всматриваясь в ручку ящика. И вновь перевел взгляд на мобильный телефон.

Курить расхотелось. Для того чтобы почувствовать отвращение к сигаретам, оказалось достаточным вспомнить о «Вальтере», точно таком же, лежащем в нише за персидским ковром. Или о том, что, быть может, происходит в нескольких десятках километрах от его конторы, в маленьком городке Икше, на самой окраине его, подле шлюзов канала Москва-Волга, по которым почти каждый час проходит по своим делам в ту или другую сторону теплоход.

Из окон усадьбы, если они открыты, слышны далекие гудки невидимого теплохода, подошедшего к перекату, там, за леском. Поздней осенью, когда листва спадает с деревьев, становятся, едва заметно, видны далекие трубы, то поднимающиеся из-за массы голых ветвей, то скрывающиеся за ними. Новый гудок, приглушенный расстоянием, и трубы начинают двигаться в сторону Москвы. Или удаляться от нее.

Сигнал селектора заставил его вздрогнуть всем телом и схватиться за сотовый телефон. Павел даже не сразу понял, что звонят по внутреннему аппарату, первое мгновение ему казалось, что неожиданно прервалась связь — пропал сигнал или сели батарейки.

Нет, все в порядке. Просто нелюбопытная секретарша вернулась с задания и спешит доложить ему об этом.

Он просил называть его по имени-отчеству, хотя она старше Павла на десять лет и куда опытнее. Возможно, из-за своего подневольного — даже по отношению к ней — положения. Она сама перешла на должность секретарши, Караев уговорил, именно уговорил ее, просил почти наверняка присмотреть за ним или подучить чему. Она в «Анатолии» с самого основания, а с Караевым работала и до этого почти столько же. В курсе, с чего начиналось, и, кажется, прекрасно понимает, чем кончится.

Она действительно внешне совершенно нелюбопытна. На первый взгляд. Другой вопрос: просто не интересуется тем, что происходит за закрытыми дверями, или знает, но не считает нужным вмешиваться?

На этот вопрос ответа не было. Его секретарша, была женщиной замкнутой не без причин; но об этих причинах он узнал позже. И не от нее. От самой секретарши Павел практически ничего личного не выведал, всякий раз, когда он пытался тем или иным образом разузнать, что за человек дан ему Караевым, наталкивался на стену.

Еще и потому, что она была у Павла первой женщиной — с той поры, когда он впервые устроился на должность в «Анатолии».

Поэтому перед ней Павел был в проигрыше по определению. Она знала его, наверняка Караев обсуждал с ней своего племянника, перед тем как устроить ее на теперешнюю должность, кроме того, он сам не стеснялся повествовать перед ней о чем-то личном после того, как познал ее. Ему казалось это естественным. Возможно, ей тоже, раз она слушала эти монологи и кивала и задавала вопросы в нужных местах. И получала постепенно его, с каждым разом, все больше и полнее.

Возможно, размышлял он, это составляло часть ее обязанностей, ту, что была задекларирована меж ней и Караевым.

Этот переход — с делового на интимный — был стремителен, Павел и предполагать не мог, что нечто подобное может случиться вот так: просто и с прямолинейной откровенностью, шокировавшей и враз обезволившей.

Она заметила, как он разглядывает ее фигуру, с каким интересом и вниманием приглядывается к ней, Павел тогда приглядывался ко всем представительницам прекрасного пола, возраст такой, обращать же внимание на недостатки ему еще было неинтересно, это придет позже. Заметила и, подойдя поближе, спросила спокойно: «Хочешь?» Не поняв, он кивнул. Ни минуты не теряя, молча, она принялась раздеваться.

Странным было даже ее раздевание. Она сняла пиджак, выпустила рубашку из юбки, освободила неприметную свою грудь от поддерживающего бюстгальтера — Павлу много позже пришло сравнение с ушами спаниеля, в тот момент он лишь безвольно наблюдал за ее действиями, чувствуя, как беспокойно колотится в груди сердце и медленно восстает пробуждаемая плоть. И в последнюю очередь, резко задрав юбку, отчего он вздрогнул, сняла трусики, повесив их на спинку соседнего кресла.