Расторопная служанка застелила постели бельём, грубоватым льняным, но свежим, пахнущим ещё лавандой. Диане досталась кровать с высокими, коробом, бортами; Илле, не раздеваясь, расположился прямо под дверью, коротко пожелал спокойной ночи и затих до рассвета.
Диану долго маяло в тишине. Она вслушивалась в ровное дыхание ведьмака и думала о скором возвращении в Телларион. Приблизит ли это путешествие её к Демиану? Даже Илле не знал, где теперь его Магистр. Казалось, тот задался целью быть всём Пределе одновременно, хоть ни быстрые кони, ни даже зачарованные амулеты не позволят осуществить это.
Караваны видений проплывали по изнанке смеженных век. Она едва ли помнила, кто она, где она, когда Илле тихо позвал её. Пора в путь.
(Телларион. Конец лета 992-го)
Белые башни засияли на горизонте часа в три пополудни. Ранним вечером ведьмак и хранительница въехали в город.
Телларион шумел как ярмарка, но не разудалым весельем, деловито. Сдержанность его прерывалась то окликом, то внезапным смехом, то затянутой кем-то и оборванной на середине куплета песней.
Ласточка чинно ступала по мостовой — недавно, видать, подновлённой, ладно пригнанной, камешек к камешку. Илле спешился и ссадил спутницу, и вёл лошадь под уздцы.
Дорога расширялась, тесня стоящие торцами дома. Вдоль домов: телеги, телеги, гружёные мешками, клетями с птицей, корзинами, бочонками и бочками. Седой мужчина с подстриженной бородой раскатистым басом отдавал распоряжения снующим туда-сюда носильщикам.
Они проходили мимо группки женщин, когда одна из них окликнула Илле по имени. Ведьмак остановился, поджидая женщину, Диана — вынужденно тоже, неприметная за его плечами. Выставляться ей не хотелось, говорить — того меньше.
Молодая женщина торопливо подошла, почти подбежала; повешенная на локоток полупустая кошёлка хлопала её по бедру.
Диана не вслушивалась в тараторящий говорок. Толстые рыжие косы свёрнуты в бараночки и прикрыты тёмной косынкой, круглое лицо в россыпи бледных веснушек... Ахнула про себя.
— "...хоть с завтрева, ежли хошь из честной давалки в честную вдову переделаться".
— Да ну, так вот прямо и сказал, — хмыкнул ведьмак.
Йолль разобрал смех, натужный сперва, всё больше расходился. Укроп и луковые перья жалко трепыхались, свесившись из кошёлки. Судорожно вздыхая, чёрная невеста рукавом отёрла щёки. Ответила иначе, тускло.
— Нет, конечно. Сказал: коли на свадебку позовёте, посажённым отцом* буду. Живите счастливо, сказал, сколь ни приведётся.
— И много вас таких?
— Достатошно... Чего терять-то теперь. Одной Хозяйке про то ведомо, что дальше будет. Так хоть толику урвать. Да ты сам-то, что ли?..
Йолль привстала на цыпочки, силясь заглянуть Илле за плечо. Росту ей не доставало.
— Нет, — отмолвил ведьмак, не сходя с места.
Диане наскучила игра в молчанку.
— Здравствуй, Йолль.
Та распахнула глаза, узнала тоже. Прижала к груди кошёлку.
— Вот так да... Уж не знаю, как теперь и величать...
— Как и прежде. Я всё та же.
— А баяла: не из благородных! — без обиды попеняла Йолль, продолжая с ясно читаемым подозрением коситься на Илле. Тот отошёл на пару шагов, поглаживая и похлопывая Ласточку по атласной шее.
Впрочем, чёрная невеста и не испытывала неловкости в обществе герцогини.
— А Лелайя-то, помнишь злыдню эту? Как не упомнить! Мелют: знатного богатея окрутила. Взамуж выскочила. Мож, оно и не враки, уж такая красивая, лярва. Как бишь, его, жанишка-то... тьху, забыла.
Лелайя... На Диану словно въяве сверкнули пламенные тёмные очи.
Мужчина и женщина в тени жимолости... Она приказала призраку исчезнуть.
— Что тётушка Фьора? Жива ли она?
Йолль часто закивала, сворачивая с неудобной темы.
— Жива, жива, как не быть живой? Уж так она по молодому господину печалуется...
Прежде чем Диана решилась узнать, чем добрую кухонную генеральшу печалит Демиан, Йолль заговорщически прошептала, кивая на Иленгара:
— Так вы что ль...
— Ну, замело помело! — сварливо прикрикнула на Йолль незнакомая женщина и издали помахала тяжёлой корзиной. — Суп сам себя не сварит. — И гораздо приветливее: — Здоровьичка, мастер Илле!
— Пора, госпожа, — вздохнул ведьмак, вежливо кивая женщинам. — Отдых совсем близок.
Диана легко улыбнулась.
— Я не устала. Но благодарю за вашу заботу.
Невзирая на довольно позднее уже время, замок бурлил, подобно налитому до краёв кувшину. Повсеместное радение вызывало отнюдь не умилительную похвальбу. Телларион мобилизует все силы. Что же прочий Предел? Неужели предоставит Белому городу в одиночку сражаться в скорой войне? Немыслимо.