Мир, где тебя нет (СИ)

И мысль эта не вызывала ничего, ни страха, ни удивления. И ничего более не имело значения, ведь ещё немного, ещё миг свободного воспарения, и его примет в объятия неземное сияние...

И когда он уже почти достиг желанной цели, когда уже стал растворяться в ласковом свете, его потянула вниз неодолимая сила.

И он падал, падал всё стремительней. И от желанного сияния остался лишь костровой отсвет, после — искра с булавочное острие. Затем истаяла и она.

И тогда сознание поглотила боль. Он не смог бы облечь её в ясные слова, ту боль, когда стремящуюся вспять, в забвение и целительную тишину душу возвращают в истерзанное, ставшее чужим тело. Возвращают к жизни того, кто не желает жить.

...Он ощущал себя полотном, которое неумелый портной от злости на то, что выкройка не удалась, кромсает на куски, на тонкие ленты.

Приглушённый свет, не разобрать: может, накрытая полупрозрачным колпаком лампа. Кажется, ему ничего не удаётся, когда он пытается пошевелиться, но кто-то замечает, зовёт, склонившись над ним, по имени, снова и снова называет его имя, перемежаясь на приглушённую брань. Сознание вновь скатывается за Грань.

— И это всё? — сухим тоном осведомился Демиан.

— Да, — подтвердил Эджай. — Это всё, о чём я знаю до момента, когда очнулся в крепости на Замёрзшем Перевале.

— Грань и Бездна! — вскричал Коган, подаваясь вперёд. — Каким ветром тебя туда занесло?..

Князь-изгнанник пожал плечами, выразительные глаза отразили тёплый отблеск очага.

— Я немногое могу прибавить к тому, что уже рассказал вам Эд, — ворчливо откликнулся со своего угла Прадн. — Самого-то меня там в ту пору ещё, как вам известно, не было. Но я столько раз слышал эту историю от тамошних братьев, и тех, что уже мертвы, и тех, что поныне живы, поэтому всё равно что видел всё своими глазами. И никто из братьев — а уж болтунов и лжецов среди них нет — никто не мог дать объяснения, на каких таких крыльях Эда принесло на нашу верхотуру от самого Чёрного леса, да так что и следов сыскать не сумели. И этак ловко, что ни одна душа не засекла ни портала, ни следа от магии, да так удачно, что первые же часовые увидели прямо у себя под носом, ещё и снег нападать не успел. Одно ясно наверняка: нипочём бы сам он туда не добрался, потому что хоть и жив был, да жизни в нём оставалось на одно дыхание, и ни на что больше.

Диана с щемящей тоской поняла, что Демиан не желает впускать Эджая в свою душу. Не желает опутывать себя ещё одной привязанностью.

Пальцы Демиана выбили беззвучную дробь по предплечьям скрещенных рук.

— Всё обстояло так?

Теперь он вновь обращался к Эджаю, словно прокурор, потребовавший провести перекрёстный допрос — иных, пусть чуть менее официальных ассоциаций у Дианы, чья приёмная мать подвизалась в адвокатуре, это не вызвало.

Происходящее уже настолько мало походило на родственную или хотя бы приятельскую беседу, что Эстель впервые за время разговора вскинула на сына прекрасный хризолитовый взгляд.

Диана закусила губы, испытывая смутную неловкость. Эджай не замечает холодность сына, будучи во власти счастливой встречи? О, едва ли. Но всё же признаёт за Демианом право оказывать довольно прохладный приём.

Извинительно вздохнув, Эджай легко улыбнулся.

— Тебе не хуже меня известно, что мы не вправе лгать.

— О да, — парировал Демиан, — и мне не хуже вас известно, как мы веками обходим запрет на ложь недомолвками и двусмысленностями.

Диана закаменела в своём кресле, ладони прикипели к подлокотникам.

Невесомая улыбка князя Д'элавар ничуть не потеряла в приятности, а сам он — в терпеливом внимании.

Демиан потёр висок.