«Простите моего сына, такота-дота, — тихо сказала миссис Фьюстер, когда я взобралась на лошадь. — Это его беда, а не его вина: он таким родился». Что она имела в виду, осталось для меня загадкой. К тому же я была не в том состоянии, чтобы думать. Теперь, когда разлука стала неизбежной, мне было так плохо, что я едва держалась в седле. Я чувствовала, что умираю от любви — в прямом, а не в переносном смысле. «Передайте Лотико мою глубочайшую благодарность. Мне не в чем винить того, кто был столь милосерден к голодным и бесприютным путникам», — нашла я в себе силы сказать и тронула лошадь с места.
Пока дорога позволяла, мы с Эдиком ехали рядом, Дашка на ослике трусила следом за нами. Периодически я ловила на себе участливые взгляды притихших паладинов. Видимо, ребятишки догадывались о беде, что приключилась со мной.
Первая, как водится, не выдержала Дашка.
— Ненавижу мужчин! — громко сказала она и, подъехав ко мне, уцепилась за стремя. — Ир, ты не переживай! Не такой уж красивый этот мистер Фьюстер. Да ещё рога у него, как у демона. Так что ты правильно сделала, что уехала от него.
— Ну-ка, давай перебирайся ко мне! — склонившись, я подхватила девчонку и усадила её перед собой. — Дарья, а ты не скучаешь по дому?
Вопрос, конечно, был провокационный, но мне нужно было отвлечься, иначе своей жалостью они доведут меня до сумасшествия.
Девчонка отрицательно качнула головой.
— Не-а.
— Почему? — не унималась я.
— Не по чему скучать.
— У тебя нет родителей?
Дашкина спина напряжённо выпрямилась.
— Есть. Только им плевать на меня.
— Все дети так говорят, когда обижаются на родителей, — осторожно заметила я.
— Я на них не обижаюсь. Просто не понимаю зачем ещё рожать детей, когда не можешь обеспечить тех, что уже есть. Да ещё брать чужих!
— Сколько вас в семье?
— Двадцать ртов вместе с приёмными, — ответила Дашка и её плечики поникли. — Они и не заметят, что я пропала. А если заметят, то будут только рады. У нас так тесно, что мы уже спим по очереди, а родителям всё хиханьки да хаханьки, мол, в тесноте да не в обиде!
— Они у тебя не пьют?
— Не, не пьют! Они набожные, в церковь ходят. Говорят, что это Бог велит им столько заводить детей! — Дашкин голос зазвенел негодованием. — Лучше бы боженька велел им завести побольше денег, чтобы мы могли прожить без подачек! А то как нищие! Мама бегает, унижается, везде где может выпрашивает помощь, и нас за собой таскает. Нужно видеть какими глазами смотрят на нас эти тётки в кабинетах! Ей-богу, хочется сквозь землю провалиться!
— Тихо, ребёнок! — я прижала к себе девочку, дрожащую от обиды.
Ну, вот! Стоило только пожалеть и Дашка, обняв меня, уже разрыдалась в полный голос. Нет, дети — это тихий ужас! Спасибо, что у меня учительская закалка и я не особо доверяю их откровениям. Они — ещё те фантазёры: такого наплетут, что диву даёшься, когда правда выходит наружу.
И всё же, внутреннее чутьё говорило, что Дашка не лжёт.
— Золотых палат не обещаю, но пока мы вместе, тебе не придётся унижаться ради куска хлеба, — твёрдо сказала я и на её рожице отразилась такая ядерная смесь доверия и надежды, что я тут же пожалела о своих словах.
Чёрт знает что! В отличие от Земли, на Фандоре меня не держали на расстоянии, а наоборот, норовили прорваться сквозь защитные кордоны и это, мягко говоря, уже напрягало. Нести ответственность за кого-то — это далеко не то же самое, что разглагольствовать об этой самой ответственности по долгу службы.
— Ириш! — окликнул меня Эдик. — Я должен тебе кое-что показать.
Я приподняла брови, когда он вытащил из перемётной сумы кожаный мешочек, увесистый даже на вид.
— Ну! — поторопила я его, уже догадываясь, что это такое.
— Здесь пятьсот золотых.
Перед глазами сразу же возникло лицо Лотико и сердце болезненно сжалось.
— Кто тебе их дал? — спросила я непослушными губами.
— Он сказал отдать тебе, когда мы отъедем подальше, но я решил не тянуть, — ответил Эдик, пряча от меня глаза.
Получив предлог для возвращения, не знаю, как долго я боролась сама с собой, но это была схватка не на жизнь, а на смерть. Победа осталась за гордостью. И это была горчайшая из моих побед. Лотико всё правильно рассчитал, я не могла вернуть ему деньги — без потери чувства собственного достоинства.
— Что ж, тогда мы едем к мистеру Вейсу и выкупаем у него свою свободу. Но, пошла! — я ударила лошадь пятками, и мы направились к башне Руха, точней к тому, что от неё осталось.
Глава 5
Не охладела, нет,
скрываю грусть.
Не разлюбила, —
просто прячу ревность
Из кухонных дверей пахнуло такими потрясающе вкусными запахами, что миссис Вейс спешно сглотнула слюну, хотя была совсем не голодна. Напустив на себя озабоченный вид, она ещё немного побродила вокруг хозяйственных построек — будто осматривает их на предмет необходимости ремонта, а затем села на лавочку у колодца.