— Досадно, но вынужден признать, Чак — единственная подходящая кандидатура на роль отцовского наследника. Конечно, я не очень хорошо его знаю, но почему-то мне кажется, что он просто создан для роли правителя. Конечно, он жесток и мстителен, но при этом справедлив и наказывает исключительно за дело. Помню, в детстве я несколько раз так его подводил, что другой на его месте избил бы меня до полусмерти, а Чак ограничивался лишь взглядом, — припомнив, как это было, Николс невольно вздохнул. — Вот только взгляд у него был такой, что со стыда я был готов провалиться сквозь землю. В общем, Чак и без кулаков умеет внушить уважение к себе, а это уже качество истинного правителя. Да и то, что он держит в узде уйму земных богов, уже говорит о многом.
— То есть вас не слишком беспокоит, что он может занять трон лорда Хаоса? — осведомился Океан.
— Беспокоит, — Николс вздохнул ещё тяжелей. — Особенно при том, что отец приказал уничтожить любимую игрушку Чака. Не хотел бы я быть тем, кто принесёт ему известие о гибели Фандоры. Соглядатаи говорят, что он очень привязан к жене и дочерям. Впрочем, вы сами видели, как он носится со своей смертной девчонкой. Представляете, что будет, когда этот безумный кронайн сядет на трон или того хуже в качестве моего подданного будет находиться при Сияющем дворе? Да он будет хуже, чем все внешние враги вместе взятые.
— Тогда что вы предлагаете?
— Для начала нужно помешать уничтожению Фандоры, а для этого нужно освободить её самого могущественного защитника.
— Ваше высочество! — встревожился Океан. — Вы понимаете, что очень рискуете?
— Кто знает, наставник! Кто знает! — Николс беспечно улыбнулся. — Может, именно этого отец и ждёт от меня? Связать Чака благодарностью — очень неплохой ход. В любом случае, Фандора мне нужна в качестве залога его хорошего поведения, поэтому буду чрезвычайно благодарен, если вы дадите знать Аресу, что я жду его в условленном месте.
***
Золотой император впервые попал в руки Ваатора, поэтому самонадеянно решил, что выдержит любые испытания. Конечно, он знал, что тот искусный палач и умеет так истязать своих подопечных, что даже самые ярые гордецы превращаются в кротких овечек, но был уверен, что с ним этот фокус не пройдёт.
Вот только вскоре выяснилось, что Зевс в искусстве пыток — сущий младенец.
«Физическая боль — ничто», — это была из первых истин, что постиг Золотой император после общения с сатаной Эквилибриума. Он выяснил, что куда страшней, когда терзают не тело, а душу.
Пользуясь возможностью проникать в его воспоминания, Ваатор один за другим нащупывал поворотные моменты, сформировавшие его мировоззрение, и постепенно расшатывал фундамент его характера, исподволь вызывая сомнения в правильности принятых решений и последующих поступков. Первым делом подверглись нападению чувство собственного достоинства и уверенность в себе, затем пришёл черёд гордости, чести, совести и даже любви.
Золотой император бешено сопротивлялся вторжению в святая святых своей души и тогда, чтобы ослабить его оборону, в ход шла физическая боль — сильная, на пределе терпимости, и при том изматывающе долгая. Стоило ему хоть на мгновение отключиться, и Ваатор тут взламывал его защиту и вновь делал своё чёрное дело. Когда появились Николс и Арес Ягуар, он был уже на пределе.
Поскольку охрана принца Хаоса вошла у него в привычку, бог-убийца первым делом исследовал окружающее пространство и, не найдя поблизости угрозы, лишь тогда зажёг магические светильники и посмотрел на громадного чёрного пса, который ответил ему затравленным взглядом.
— Ты уверен, что это наш брат, а не обычная адская псина? — вопросил он.
— Ваатор холит и лелеет своих адских псов, — ответил Николс.
Арес Ягуар скептически хмыкнул.
— Тогда, да. Не похоже, что этого пса холили и лелеяли.
— Зато сразу видно, что его много били и морили голодом.
Стараясь не делать резких движений — сейчас в Чаке было больше звериного, чем человеческого — Николс протянул руку к кронайну, намереваясь снять с него ошейник, но тот поджал хвост и с низким рычанием попятился от него.
— Чак, успокойся! Я пришёл освободить тебя.
Глаза кронайна полыхнули багровым пламенем, тем не менее он дал приблизиться к себе и без единого звука вытерпел болезненную процедуру снятия рабской привязки.
Освободившись, Золотой император принял человеческую форму и опёрся спиной о стену пещеры, что служила ему камерой. Выглядел он куда хуже, чем после пыток Зевса — телесные повреждения были не столь ужасны, но сразу чувствовалось, что пострадал его дух.
Николсу не понравился подавленный вид Чака, и он отругал себя за то, что из-за старой обиды затянул с его освобождением.
— Подожди, сейчас я подлечу тебя…
— Не нужно, — глухо отозвался Золотой император и шагнул в направлении сталагмита в центре пещеры; его образовала вода, что миллиарды лет просачивалась сквозь микроскопическую трещину в потолке и падала оттуда с частотой одной капли за круг Перерождения.