Мир без Солнца

— Если Лабиринт вывел нас к локусу, то он выведет меня и на возмутителя порядка в локусе, — Кийск ступил на возвышение, окружающее черный куб, готовясь сесть в выемку на его краю.

— Подождите! — едва ли не с испугом воскликнул Леру. — Вы ведь не дали мне никаких инструкций!

— А какие тут могут быть инструкции? — непонимающе посмотрел на него Кийск. — Просто наблюдайте за тем, что будет происходить. И постарайтесь держать себя в руках. Даже если вам покажется, что я вот-вот расстанусь с жизнью, не вздумайте стаскивать мое тело с куба. В этом случае мое сознание навсегда застрянет во внутренней сети локуса.

— Ясно, — быстро кивнул Леру.

Кийск на секунду задумался, пытаясь вспомнить, не упустил ли он какой-нибудь важной детали.

— Как будто все, — сказал он, взглянув на Леру.

На губах его в этот момент появилась немного растерянная, простодушная и добрая улыбка. Подойдя к рубежу, после которого отступать назад было бы просто глупо, Кийск неожиданно почувствовал себя невероятно свободно и легко. Все сомнения отошли куда-то на задний план, уступив место дерзкой уверенности в том, что все получится так, как надо.

Должно быть, Леру почувствовал или как-то иначе угадал изменение душевного состояния Кийска. Вместо того чтобы сказать что-нибудь на прощание, он провел по воздуху двумя сложенными вместе пальцами, рисуя невидимый вопросительный знак.

Кийск не знал ответа на вопрос, который хотел, но не решался задать ему Леру. Он только пожал здоровым плечом и, осторожно придержав раненую руку, опустился в выемку на кубе, черном, словно космическая бездна без звезд.

Внутренне Кийск был готов к тому, что могло произойти, и все равно, как и в тот раз, когда он впервые занял неизвестно для кого предназначавшееся место в центре локуса, он испытал странное чувство, похожее на легкий зуд по всему телу, из-за того, что не почувствовал соприкосновения с поверхностью куба. Кийск протянул правую руку и провел кончиками пальцев по узкой ложбинке, похожей на подлокотник. И вновь никаких ощущений — ни тактильных, ни температурных. Словно между кожей и странным материалом, из которого был сделан куб, оставался микроскопический зазор, обусловленный наличием силового поля, покрывающего всю поверхность куба.

Кийск не успел понять, нравится ли ему это довольно-таки странное ощущение. Он вдруг почувствовал страшную усталость, как будто не спал несколько дней. Мышцы его налились свинцовой тяжестью. Он перестал чувствовать боль в развороченном пулей плече. Сознание подернулось тонкой пеленой серого тумана, наплывающего откуда-то со стороны. Мысли начали расплываться, путаться и теряться. Кийск понимал, что бороться с этим не только бессмысленно, но к тому же еще и глупо, — то, что он сейчас чувствовал, было необходимой составляющей этапа перехода сознания из тела в мир внутренней сети локуса. И все же последним усилием воли он попытался сфокусировать меркнущий взгляд на лице Нестора Леру. Философ стоял всего в двух шагах от куба, но вместо его лица Кийск увидел только пепельно-серое пятно.

Леру показалось, что Кийск пытается подать ему какой-то знак. Сделав шаг вперед, он склонился над откинувшимся в глубь выемки Кийском.

— Иво, — негромко произнес Леру.

Веки Кийска упали на глаза.

Возможно, виною всему был яркий бестеневой свет, равномерно льющийся со всех сторон и словно обволакивающий неподвижное тело Кийска, или контраст, создаваемый черной поверхностью куба, только Леру показалось, что лицо сидевшего перед ним человека сделалось мертвенно-бледным. Черты лица заострились, кожа плотно обтянула выступающие скулы.

— Иво, — вновь тихо позвал его Леру.

Лицо Кийска было абсолютно неподвижным, похожим на маску из мягкого белого пластика. Даже если сознание его все еще находилось в теле, то ни на какие внешние раздражители оно уже не реагировало.

Глава 29 В тумане

Очень медленно локус втягивал сознание Кийска, давая ему время адаптироваться к новым, непривычным условиям. Произойди это иначе, и психика человека претерпела бы необратимые изменения вследствие лавинообразного развития процесса смены привычных приоритетов и переориентации на новую систему координат, без которой невозможно было бы принять даже самое простое решение. Только по окончании этого процесса сознание человека начинало воспринимать внутреннюю систему локуса как реальный мир с действующими в нем законами, которыми следовало руководствоваться в достижении поставленной перед собой цели.

Кийск не почувствовал того момента, когда сознание его перешло из тела в сеть локуса. Последним, что он запомнил, было ощущение потери контроля над собственным телом — как он ни старался, ему не удавалось шевельнуть даже кончиком мизинца. Тело словно бы сделалось чужим, неподвластным воле человека, которому принадлежало.