– Извини, мне нечем тебя больше угостить… – вздохнула она. – Да и ты ведь не для того пришел? А Любиму я все рассказала, когда мы помирились, да. Мы часто тебя вспоминали, и один раз, когда зашел разговор о тебе, я призналась, что слышала твой голос.
– И он тебе поверил?
– Конечно, – Маевская поднесла свою чашку к губам, но потом, так и не отпив, снова поставила ее на стол. – Он, в отличие от меня, ни на минуту не усомнился, что со мной говорил ты и что ты жив. Ты же его знаешь! Знал, то есть…
Она замолчала и опустила глаза. Аркадий подался вперед, страстно желая хоть как-то уменьшить проступившую на ее измученном лице боль и не имея ни малейшего представления о том, как это сделать. До чего же глупая идея, что слова найдутся сами! У Любима они нашлись бы, а у него…
– Ты пришел сообщить мне, что Любима вы тоже забрали к себе? – вновь подняла глаза Эмма. В ее взгляде Аркадий не заметил ни нетерпения, ни даже самой робкой надежды – она смогла поверить, что ее старого друга спасли их коллеги из будущего, но мысль о том, что точно так же мог быть спасен ее любимый человек, оказалась для нее слишком невероятной.
А Светильников несколько секунд боролся с искушением солгать ей. Убедить ее, что Любим спасен, что он жив и проживет еще много лет в далеком XXV веке. Может быть, не раз думал он потом, ему и стоило поступить именно так, но тогда, сидя на маленькой кухне, где они с Эммой и Любимом столько раз сидели втроем, что-то обсуждая и о чем-то споря, он понял, что не может сказать своей любимой женщине ничего, кроме правды.
– Нет, – произнес Светильников тихо, прилагая все усилия, чтобы не отвести взгляд в сторону. – Мы пытались спасти его, но у меня не получилось.
Эмма молча закрыла лицо руками и наклонилась над своей чашкой. Между пальцев у нее просочились слезы.
– Но это не значит, что его не забрали оттуда хроноспасатели из еще более далекого будущего, – неожиданно для самого себя продолжил Светильников. – Если в двадцать пятом веке ХС может гораздо больше, чем в двадцать третьем, то еще позже, еще через два века или через десять веков, ее возможности тоже должны увеличиться. А через несколько тысячелетий они станут вообще безграничными, понимаешь? Ты умеешь забирать из прошлого тех, кто умер в одиночестве, когда их никто не видел, мы умеем утаскивать умирающих из-под самого носа у других людей, а что могут те, кто живут на несколько веков позже, нам с тобой сейчас и не представить! Может быть, они могут забирать людей из прошлого, не отправляясь за ними лично, может быть, умеют возвращать к жизни только что умерших – а может быть, там додумались до чего-то такого, что мы не сумеем даже вообразить себе! И, может быть, у них там живут все те, кого мы пока не можем спасти, понимаешь? А возможно, где-нибудь совсем далеко, в самом далеком будущем, через миллионы лет, найден способ забрать из прошлого всех вообще – тех, кто умер рано, и тех, кто прожил долгую жизнь, тех, кого в более ранних эпохах уже один раз забрали из прошлого, но кто потом тоже прожил недостаточно долго… Вообще всех, понимаешь? И Любима, и нас с тобой, и всех наших близких, всех, кого мы знали! Все мы встретимся там, в той эпохе, где такое станет возможным. И у нас у всех начнется новая жизнь, наверное, уже не на той Земле, которую мы знаем, под небом с совсем другими созвездиями. Наверное, там нас ждет какая-то совсем другая жизнь… Понимаешь меня?
Аркадий выдохся и замолчал, почти со страхом думая о том, что только что сказал. Произошло так, как он и надеялся. Слова нашлись сами.
Эмма не сводила с него глаз во время всей его речи и теперь тоже продолжала смотреть на него, растерянная и почти испуганная.
– Ты так думаешь? – прошептала она дрожащим голосом.
– Я в это верю, – просто ответил ее друг.
Глава XII
Ощутив под ногами ровную поверхность платформы для переброски во времени, Аркадий открыл глаза и торопливо завертел головой, пытаясь понять по лицам присутствующих, жив ли его помощник и не ждет ли его самого за дверью зала полиция. Но в зале почти никого не оказалось. Только двое медиков в зелено-голубой форме – при виде него они шагнули к платформе с настороженным видом, пытаясь понять, не нужна ли ему их помощь. Светильников вяло помахал рукой, показывая, что с ним все хорошо, и медленно сделал шаг к краю черного круга. Он вдруг понял, что боится задать врачам больше всего тревоживший его вопрос – и вообще боится даже посмотреть им в глаза. Впервые после своего переселения в XXV век ему стало по-настоящему не хватать той многолюдности, что отличала визиты в прошлое в его родном времени. Пришли бы сейчас в зал еще и другие сотрудники ХС, техники и просто не занятые люди, захотевшие посмотреть на возвращение своих коллег из «нырка» – он бы сразу понял по их лицам, что происходило в его отсутствие.
А догадаться о чем-либо по сосредоточенным лицам медиков не было никакой возможности.
Зато жители XXV века, особенно врачи, обычно сами прекрасно догадывались о чувствах других людей.