К сожалению, из-за сильной изношенности матчасти к боевым потерям вертолётчиков зачастую добавляются небоевые. Так, с начала кампании в 1999 г. до осени 2000 г. в авариях и катастрофах разбилось до десятка вертолётов ОГВ(с). А последующие годы отмечены целой серией подобных потерь: 3 февраля 2002 г. пропал пограничный Ми-24, спустя считанные часы при его поисках разбились ещё два Ми-8. Предположение об их обстреле или пуске ПЗРК отпали сразу же, хотя вертолёт ФПС найден не был.
Кроме износа техники причиной ряда катастроф стал пресловутый «человеческий фактор» — на Северный Кавказ для получения боевого опыта постоянно направляют экипажи из всех военных округов (в т. ч. даже из Заполярья). Поэтому наряду с лётчиками, служившими ещё в Афганистане, попадаются и совсем неопытные. На тяжёлые условия в ОГВ(с) жаловаться не принято, но боевые действия всё-таки стоят авиаторам массы сил и нервов. Совершая в среднем 3–4 вылета в день, далеко не каждый вертолётчик дотягивает до плановой замены, производящейся раз в три месяца — кое-кого приходится отправлять назад уже через полтора-два месяца. Сравнивая же нынешнюю войну с Афганом, ветераны-вертолётчики приходят к выводу, что «на настоящей, большой войне было, конечно, труднее, чем сейчас, хотя, война — она и есть война, и гиблые места на ней попадаются сплошь и рядом». Впрочем, афганских ветеранов в ОГВ(с) не так уж много. Например, костяк Будённовского вертолётного полка составляют так называемые «немцы», попавшие служить на Кавказ после вывода из Восточной Германии.
Изношенность существующего авиапарка не способно кого-то обрадовать. Как считают многие авиаторы, после развала СССР в России осталась преимущественно старая техника из центральных округов, а новые вертолёты, доставшиеся в основном Украине и Белоруссии, быстро «ушли налево» и оказались, в основном, на Балканах и в Африке. Тем более что в 1990–1992 гг. с большинства вертолётов демонтировали «афганские» комплекты дополнительной брони и средств защиты. Так что большую часть вертолётов ОГВ(с) составляют «технические ископаемые», прошедшие Афганистан или перебазированные на Кавказ из ГСВГ, со средним возрастом 25–30 лет и четырьмя-пятью капремонтами. Не лучше и состояние двигателей. Изношенность матчасти вынуждает вводить жёсткие эксплуатационные ограничения: брать на борт не более 14 человек, подвешивать не более двух блоков НУР, а в жаркое летнее время с самых старых Ми-8 снимают даже эти блоки, порой вместе с балками и пилонами. Более новые Ми-8МТ имеют полный или частичный «афганский» комплект доработок: носовую установку пулемёта ПКТ, бронезащиту кабины, блоки АСО с ЛО-56, станцию оптикоэлектронных помех «Липа», а некоторые — заднюю установку пулемёта ПК и ЭВУ на выхлопных трубах. Некоторые вертолёты в процессе капитальных ремонтов проходят доработку до стандарта Ми-8МТВ-2 или Ми-8МТВ-3, специально для ведения боевых действий в горных условиях. Большинство же Ми-8 и Ми-24 изношены до такой степени, что трудно решить, какие их узлы сильнее нуждаются в ремонте — двигатели, планер или электроника. Судя по всему, ситуация с ветшанием авиапарка известна всем — от прапорщика до президента, но как из неё выходить, не знает никто. Пока вертолётчиков ОГВ(с) настраивают «летать до 2005-го на том, что есть, а там видно будет».
Последнее существенное пополнение (если его можно так назвать) армейская авиация получила в марте-апреле 2001 г., когда во исполнение Стамбульских соглашений 1999 года российские войска были выведены из Грузии, с военных баз в Гудауте и Вазиани. В этот период на аэродром Будённовска на борт)’ Ан-22 были переброшены до 20 вертолётов, половину из которых составили Ми-24. Каждым рейсом «Антея» перевозилось по два вертолёта. Прибывшую технику разделили на три примерно равные части: машины с достаточным ресурсом сразу передали в вертолётные полки, вторую треть направили на капитальный ремонт, оставшиеся пошли на запчасти. В Ханкале прибывшие из Грузии вертолёты прозвали «белыми бортами» из-за сильно выгоревшего камуфляжа.