Прыгать ему не хотелось, а обороты все не шли. Гуров вообще не любил парашютных прыжков даже с Ми-8 и уступал свою ежегодную положенную норму всем желающим (такие тоже были). Когда самолет стал цеплять верхушки деревьев, он зажмурил глаза, нашел ручки, рванул на себя. Потом уже видел, как отваливалось кресло, как летел совсем рядом, а потом упал в лес и взорвался самолет. Свисая на стропах с высокой березы, он сначала безуспешно пробовал раскачаться, чтобы зацепиться за какой-нибудь сук, а потом просто наблюдал, как сбежавшиеся солдаты полигонной команды внизу потрошат его НАЗ (шоколад, леденцы, рыболовные снасти и т.д.). Наконец, с КП пришла машина, летчику помогли освободиться от парашюта и спуститься на землю (нож для обрезания строп он с собой не взял, как, впрочем, и полетную карту: штатные ножи с пилкой обычно хранились дома для походов на рыбалку или по грибы, а секретную карту надо было получать и сдавать в штабе полка, что отнимало драгоценное время, к тому же она могла потеряться). Обломки самолета из-за удаленности полигона эвакуировала чужая команда, по дороге пропали серебряно-цинковые аккумуляторы, их поиски и списание потом вылились в долгую мороку…
На разбор аварии в полк прилетел Командующий, прослушал запись радиообмена и более всего был впечатлен выдержкой и грамотными действиями Гурова, парившего над полигоном без двигателя почти две минуты. В конце концов он задал руководству полка вопрос: «А что это он все еще старший лейтенант?». Те развели руками: «Так должностей нет…». Спустя всего месяц после происшествия теперь уже старший летчик Гуров наконец-то получил капитанские погоны.
Хотя мало кто в полку испытывал особую любовь к МиГ-23М, был случай, который заставил всех поразиться его прочности. Основным стартом на аэродроме Цербст был взлет в направлении города с курсом 246°. Применительно к нему все посадочные системы, светотехника были хорошо отлажены и неожиданностей не доставляли. Всего раза два-три в год преобладающий здесь западный ветер менялся на сильный восточный, и тогда батальону аэродромно-технического обеспечения приходилось срочно переставлять автомобили с прожекторами к противоположному концу полосы.
Как-то дождливой зимой ветер резко переменился в самый разгар ночной смены, когда в воздухе находилось несколько самолетов, в том числе и летчика 1-го класса капитана Александра Агеева, уже завершившего выполнение полетного задания. Он первым зашел на посадку с курсом 66°, сел, бодро зарулил на ЦЗ, вывел в журнале подготовки самолета (ЖПС) «Замечаний нет», расписался и побежал в домик доигрывать ответственный турнир эскадрильи по домино.
А вскоре в прокуренной будке старшего инженера полетов распахнулась дверь и в проеме возникла скорбная фигура инженера третьей эскадрильи м-ра С.Зверева, за ним в темноте маячил техник самолета, крепко прижимавший к груди свой ЖПС. На вопрос, что случилось, Зверев пробурчал: «Пойдем, сам посмотришь». На ЦЗ, восхищенно матерясь, техсостав с фонариками рассматривал развороченную правую поворотную часть крыла, где в рваной сквозной дыре плотно сидел полутораметровый обломок деревянного телеграфного столба, а шасси и хвостовая часть самолета были опутаны обрывками провода.
Происхождение столба выяснилось быстро: с ближнего привода уже доложили на КДП, что кто-то снес им антенны, а потому дальше обеспечивать полеты они не могут. Позже обнаружилось, что самолет Агеева оборвал и телефонную линию, протянутую вдоль шоссе на высоте 4 метра. Причиной происшествия стали неточно установленные в спешке посадочные прожектора, из-за чего летчик визуально шел на полосу значительно ниже глиссады. Его фактически спас командир полка В.Баштовой, который в ту смену руководил полетами, и заметив, что самолет идет очень низко, кричал в эфир: «На оборотах! На оборотах!»
Интересно, что на удар о столб самолет никак не отреагировал, а летчик вообще ничего не заметил. В общем, с завода «Знамя труда» получили новую поворотную часть крыла, долго возились в ТЭЧ с ее установкой (основная проблема заключалась в точном обеспечении симметрии планера), но самолет потом благополучно летал. Почти так же сложно было исправить и запись Агеева в ЖПС: серьезный документ все-таки…
На позднем аэрофотоснимке аэродрома Цербст у обоих концов ВПП четко видны светлые «гребенки» – это впоследствии образцово оборудованные позиции для установки посадочных прожекторов.