Помню, в первые месяцы пребывания наша группа управления эскадрильей накрыла цель прямым попаданием. Нас в тот день после вылета сфотографировали, но комэска категорически и принципиально не фотографировался на войне и буквально выпрыгнул из кадра.* Это нас тогда здорово рассмешило, особенно Олева Оттовича. А теперь я думаю, может, и прав был комэска?..
Спустя некоторое время на восполнение потерь прибыли летчики 886 ОРАП из Прибалтики, с аэродрома Екабпилс. Майора Яассона заменил м-р С. В. Тараканов, а к-н Королев н ст. л-т Аленов заменили ст. л-та Миронова и к-на Лабинцева.
Боевые распоряжения поступали практически ежедневно и, за исключением тех редких случаев, когда погода была совсем уж нелетной, мы летали каждый день. К концу осени вся эскадрилья была влетана, пары и звенья сколочены, и на боевые задания летали все без исключения. Одни пары показывали наибольшую результативность при БШУ, другие специализировались на разведке и фотографировании. В первые месяцы мы пытались впихнуть всех в одну шкуру, но потом решили: пусть работают там. где лучше получается — пользы будет больше.
У нас было правило — если у разведчика получился неточный заход на фотографирование, разрывы между кадрами, разрывы между смежными заходами, «штаны» (смежные заходы выполнены под углом), или еще какие-то ошибки, не дающие полной информации об объекте разведки. то повторный вылет летит тот же летчик. Это очень непросто — идти строго в горизонтальном полете на высоте 500-1000 м в течение нескольких минут, осознавая, что находишься в зоне прицельного огня с земли всех видов оружия противника. Но… Не хочешь корпеть при подготовке на земле, считаешь полет на разведку более простым, чем любой другой боевой вылет — лети повторно, испытывай судьбу.
…Пришла пора рассказать историю с моим сотым боевым вылетом. У командира АЭ м-ра Зимницкого это событие произошло двумя днями раньше, но он его проморгал. Зато я к сотому тщательно готовился и акцентировал на этом внимание комэски. Тогда Зимницкий поставил меня ведущим, а сам пошел ведомым. Взлетели. удачно вышли на цель, отбомбились и повернули домой. Уже после отхода от цели я выполнил несколько — победных- бочек, но показалось мало. Пришли на аэродром, и я над полосой аэропорта Кабул на высоте 100 м и скорости 1000 км/ч выполнил медленную управляемую горизонтальную бочку. В перевернутом полете от близости земли стало страшновато, и на мгновение даже мелькнула мысль: «Кажись — все. Как глупо…» Но вот над головой снова голубая бездна неба, и я с облегчением выдохнул. Туг же. прямо в эфир, с сотым боевым вылетом меня поздравил руководитель полетов. Все наши, кто был на земле, тоже видели, и после посадки поздравили, но ликование было недолгим. На земле мой цирковой трюк видели действительно все, в том числе и заместитель Командующего ВВС: ТуркВО п-к Колодий. прилетевший из Ташкента, пока мы были в воздухе. И уже на следующий день я имел предупреждение о неполном служебном соответствии от Командующего ВВС. 10 Армии и строгий выговор по партийной линии (правда, без занесения в учетную карточку).
Месяца через 3–4, уже в 1983 г., и-к Колодий снова прибыл в эскадрилью (еще через полгода он станет генералом). На этот раз — чтобы вместе с нами слетать на БШУ. Вот при подготовке к следующему летному дню он и спрашивает: «Ну так с кем мне лететь, кто туг у вас хвастал, что поражает цели прямыми попаданиями? — Камень был брошен в мой огород, т. к. незадолго до ЭТОГО комэска в рапорте на снятие взыскания именно так характеризовал мою боевую работу. Всем стало ясно, что ведущим группы должен идти я — так командир эскадрильи и определил. Состав группы был определен следующий: м-р Поборцев — и-к Колодий и ст. л-т Семенов — к-н Петухов. При подготовке к вылету я заявил, что 50 % прямых попаданий гарантирую.