Частенько мы просили соседей- транспортников привезти из Союза «Советское Шампанское», и они везли из Ташкента по 5 руб. 50 коп. Правда, в тот день 9 мая пришлось послать гонца в «подпольную организацию». но там бутылка обходилась в 20 чеков. Зато в — подпольной организации- было все и всегда, и — контру- эту не выдавал никто и никогда.
На заказ привозили нам водку из Союза и ребята с Ил-76. Но особенно мы «загружались», когда пригоняли из ремонта из Чирчика свои МиГ-21 И… А еще в обязательном порядке везли селедку в 5-кг банках.
У транспортников и вертолетчиков 50-го ОСАП можно было заказать все от водки до березовых веников для бани. Но не только по этой причине у нас с ними сложились дружеские отношения — мы ведь вместе ходили на задания. Узнавали друг друга в эфире по голосам. Я даже слетал с правого сидения на Ан-12, где командиром экипажа был комэска из Завитинска пп-к Пушкарь. Заход на посадку оставил у меня неприятные ощущения. Из-за малой скорости планирования казалось, что находишься в зоне возможного поражения с земли целую вечность.
Слетал я для интереса с правого сидения и на вертолете Ми-8. Полет выполняли на целеуказание. На борту был афганец, который указывал цель, и переводчик. Можете представить — экипажу — вертушки- хочется обозначить цель побыстрее, с первого захода, командир Ми-8 торопит переводчика, тот теребит афганца, а у того — глаза разбегаются. Кишлак- то он знает, но с воздуха видит впервые и не может сориентироваться — а ударная группа уже на подходе. И если вертолеты целеуказания своевременно не обнаружили, не опознали и не обозначили цель, то удар не состоится и группа вернется ни с чем.
Впрочем, таких случаев у наших соседей-вертолетчиков было очень мало, за год нашего пребывания неопознание целей можно было сосчитать на пальцах одной руки. Справедливости ради стоит сказать, что мы поначалу и сами-то нет-нет, да и вываливали бомбы либо с большим отклонением. либо вообще не на свою цель. Позже, через три-четыре месяца. мы научились бомбить обозначенную цель точно, и все зависело от правильности ее обозначения, от наводчика.
В роковой день 26 апреля 1983 г. мы бомбили цели в 15–20 км юго-восточнее Кабула. Тогда, в третьем вылете. погиб мой ведомый Вячеслав Константинов.
Мы работали звеном, второй парой шли к-н Святенко и ст. л-т Баканов. Первый вылет на БШУ выполнили вместе с вертолетчиками целеуказания. Во втором работали по цели, изученной по фотопланшету. А в третьем предстояло нанести удар но крепости на окраине кишлака, координаты которой мы взяли с крупномасштабной карты. Вертолеты в район не пошли из-за облачности — более 5 баллов нижним краем 1000 м и верхним 1800. Им в то время ниже 1000 м летать уже не разрешали.
В районе проводилась войсковая операция. Там барражировал Ан-26 — ВКП заместителя командующего ВВС 40 Армии. Он запросил по радио: — «Истребители, придете?» Мы ответили утвердительно. На земле договорились, что после взлета производим роспуск и сходу пикируем с высоты 3000 м в разрывы между облаками. Так я и сделал — сбросил бомбы, ушел от цели. А мой ведомый запросил повторный заход. Я разрешил. — «Повнимательнее» — говорю. А Константинов замолчал… Я его запрашиваю, а зам командующего с Ан-26 говорит: — «Не зови его больше, он горит на земле…»
Возвращаться на аэродром было чудовищно тяжело. Сознание не хотело мириться, что Славки больше нет, что эскадрилья снова понесла потерю — уже четвертую за 10 месяцев командировки.
«Черный ящик- был доставлен вместе с останками летчика вертолетами ПСО. По материалам объективного контроля было определено, что летчик после первого неудачного захода на цель, включив форсаж, перевел самолет в набор высоты. При подходе к верхней точке выключил его и начал ввод в пикирование, но форсаж был выключен рано. Скорость на вводе оказалась на 150 км/ч меньше заданной (с двумя 500 кг бомбами форсаж следовало выключать только после полного вывода из горки, иначе ввод в пикирование происходит с потерей скорости). Видимо, из-за облачности прицеливание снова не получилось, он не сбросил бомбы, и на повторном выходе из пикирования ему не хватило высоты, самолет столкнулся с землей.
Как потом определила комиссия, просчетов было много — и в организации операции в целом, и в организации авиационной поддержки, и в метеообеспечении вылета. Вывод комиссии: «Ошибка летчика в технике пилотирования». Но я до сих пор виню себя за разрешение на повторный заход.