Мёртвая жизнь

– Это же L-формы. Помните, я вам рассказывал, что это своеобразная форма защиты. Бактерии в анабиозе. Но эти существа, хоть и очень похожие, отличаются от привычных нам земных бактерий. И вот еще что…

Он снова смотрел в микроскоп, виртуальный экран исчез.

– Где вы это взяли?

– Внутри. В глубине тоннеля – я подумал, что внутри корабля воздействие неблагоприятных факторов должно быть меньше. Так оно и оказалось.

– А где вы все-таки были так долго?

– Так вот… – Клюгштайн будто и не слышал вопроса, он был слишком увлечен процессом. Или только делал вид. – Эти малютки отличаются не только от земных бактерий, они и друг от друга отличаются. Они все словно с разных планет: разная организация, разный генетический код. Они произошли от разных предков. Для каждой группы эволюция шла своим собственным, не пересекающимся с остальными путем.

Фриц постигал инопланетный корабль. Настолько, насколько мог. Он всеми силами искал в найденных микроорганизмах тайные предначертания и скрытый смысл. Он пытался вообразить образ целого по мельчайшим осколкам, да еще и разбросанным в совершенно случайном порядке.

И все же – факт остается фактом: двадцать с лишним часов Клюгштайн пребывал вне скафандра. В открытом космосе он не мог быть, никак не мог, он не L-форма. Тогда остается только одно предположение – он был внутри корабля чужих, в подходящей человеку среде. Что он там делал? Что он мог там делать?

Неожиданная мысль возникла в голове Захара – ведь Клюгштайн, вероятно, заразен! В самом прямом житейском смысле: человек без скафандра находился почти сутки в мире, где совершенно точно существуют микроорганизмы – ведь Орешкин только что их видел своими глазами. Это же биологическая угроза высшей степени! Как же они…

Появившееся было желание поднять общую тревогу быстро исчезло. Если предположение Захара верно, то уже ничего не исправишь. Все они были «в контакте». Если Фриц принес на корабль инопланетную заразу, то люди уже безнадежно больны. Тогда выходит, что дороги домой у них нет в любом случае.

Прав был Лившиц – не стоит просить инопланетян о помощи. И если предложат помочь, стоит отказаться. Теперь это сделать стало просто необходимо.

Но как же так! Как же они могли допустить такое! Грац – врач, он же должен понимать, какую опасность несут инопланетные живые организмы. А Лившиц. Тоже хорош, специалист по внеземной жизни.

Захар наблюдал за биологом. Клюгштайн совсем не выглядел больным. Усталым и каким-то опустошенным – да. Но не больным. Может, и нет никакой опасности, и он ничего не подцепил.

Кстати, в имеющиеся улики вполне укладывалась и еще одна версия. Бредовая, сказочная, но вполне логично объясняющая, почему Фрицу хватило ресурса скафандра и даже еще остался запас. И если в действительности именно так все и происходило, то тогда заражения чужеродной инфекцией опасаться не стоило. Фриц вполне мог и не выходить из скафандра. Для того чтобы сохранить ресурс космического костюма, совсем не обязательно покидать его. Достаточно всего лишь не дышать. Достаточно быть мертвым внутри скафандра.

Фриц – ходячий труп?! Бред, конечно. Нет уж, скорее Захар поверит в то, что все они безнадежно больны, чем в то, что по кораблю разгуливает настоящий зомби, да еще и балуется опытами с микробами.

– А знаете что, – вдруг сказал биолог, – это похоже на какой-то инкубатор.

– Вы о чем? – Захар потерял нить разговора.

– Об этих микроорганизмах. Они удивительны. Они ни на что не похожи. Такое впечатление, что кто-то намеренно поселил их здесь и воздействует на них извне, пытаясь понять, что получится. Будто кто-то экспериментирует с живой материей, сравнивая и выбирая, отбирая лучшее.

– В космосе?! Что здесь может выжить?!

Клюгштайн усмехнулся.

– Вы не представляете, насколько живучими могут быть микробы. На земле есть такая бактерия, называется «радиоустойчивый дейнококк»[24]. Так вот, она может жить даже внутри работающего атомного реактора. А с возможностями малюток с Хозяина Тьмы я пока еще не разобрался. Думаю, в них можно найти много интересного и неожиданного.

– Вы шутите?

Жизнь внутри реактора – это уже слишком. Захар такого не мог представить. Более того, он не мог представить, для чего на Земле вообще могло понадобиться умение выживать в подобных условиях – ведь эти бактерии-супермены появились явно много раньше первых реакторов.

– Почему вы так решили? – спросил Клюгштайн и принялся снова что-то менять в настройках агрегата. Захар подумал, что это, скорее всего, не микроскоп. Или не только микроскоп.

– Зачем бактериям жить в реакторах?

Фриц на секунду перестал ковыряться в приборе и посмотрел на Захара.

– Почем мне знать? Дейнококк за миллиарды лет отлично приспособился к засухе, а устойчивость к радиации – побочный эффект. Иногда вероятностные процессы, составляющие саму основу жизни, кажутся слишком уж странными. А время от времени у меня возникает стойкое ощущение, что ими кто-то управляет.