– Вы не правы. Это великая тяга к самопожертвованию. Они не просто пожирают друг друга, совсем нет. Те, кто идет на корм, практически добровольно жертвуют собой. Это запрограммировано на генетическом уровне. Когда становится нечего есть, у них запускается особый ген, кодирующий токсин. Яд. Он ядовит для всех. И для тех, кто его производит. Но в генетическом коде у этих малюток есть и противоядие. Так вот, оно производится только вместе с токсином. И, заметьте, эти гены присутствуют у всех особей. Каждый из них мог бы запустить свою фабрику по производству ядов и противоядий. Но они этого не делают.
– Почему?
– Иначе не будет никакого смысла – токсин не подействует и колония все равно погибнет.
– Нет, – Захар имел в виду совсем другое, – почему они делают именно так? Кто решает, кому жить, а кому умереть?
Клюгштайн усмехнулся.
– Вы думаете, у них есть там свое правительство?
– Вряд ли. Тоже статистическая вероятность?
– Н-нет, – запнулся биолог. – Здесь законы вероятности отчего-то не действуют. Они точно знают, будто это где-то заранее прописано, кто будет жить, а кому суждено умереть.
Странные аналогии появились в мыслях Захара.
– Вы хотите сказать, что у них там свой мир, свое общество? Все подчинено законам группы?
– Нет, что вы. Законы группы – это многоклеточные организмы. Вот где разгул жульничества и бандитизма.
– В каком смысле?
– В самом прямом. Объединяясь в группы, простейшие организмы, то есть сами клетки, в чем-то выигрывают. Но они теряют свободу действия, они обречены функционировать только в рамках своей ткани, своего органа. Вся их деятельность направлена на достижение конкретной цели.
– В чем же тогда жульничество?
– Не все хотят отдавать свою свободу ради того, чтобы колония процветала.
Биолог повернулся к киберам. Манипулятор ловко выхватил с «террасы» очередную склянку и поместил ее под дуло микроскопа. Картинка в окне просмотра изменилась.
– Зачем вы все это тащили с собой? – спросил Захар.
– Эксперимент. В мою задачу входило изучить поведение некоторых бактерий в условиях атмосферы той планеты. Там, куда мы не долетели. Мутагенное влияние среды, возможность жизни и способность повторения эволюционного пути в отличных от земных условиях. Это в упрощенном варианте. Теперь это все не нужно. Но – не пропадать же такому богатству.
Он снова повернулся к изображению бактерий. Это были совсем другие организмы.
– Видите конгломерат склеенных, словно в монолитной плите, бактерий?
– Да, – на экране маячил мощный пласт, состоящих из основательно вмурованных в него слегка изогнутых микроорганизмов.
– Это биопленка. Ее образуют многие бактерии. Ее сложней уничтожить и из-за большой общей поверхности тем, кто участвует в ее образовании, проще добывать кислород. Они специально производят клей, удерживающий их в таком виде. Добровольное рабство. Рождение многоклеточного организма?
– Наверное.
– Как бы не так! – воскликнул биолог. Он играл, забавлялся. Ему доставляло удовольствие читать Захару лекцию. – Видите тех, кто ловко шныряет сверху, не приклеен, а просто залез на эту плиту?
Действительно, местами попадались ловко вылезающие на поверхность биопленки отдельные особи. Эти проныры и не думали приклеиваться к остальным, жертвуя собственными интересами ради общего блага.
– Да. Но они же жульничают. Неужели остальные, «правильные» бактерии не в силах их остановить?
– Конечно – нет. Иначе колония стала бы настоящим многоклеточным организмом. Статистическая вероятность в данном случае на стороне жуликов – они получают достаточно кислорода, и они вольны решить свою судьбу по собственному усмотрению. В конце концов биопленка развалится, когда жуликов станет слишком много, и… дальше два варианта: они или загнутся от недостатка кислорода, или все начнется сначала.
– Тогда как же многоклеточные? – Захар запутался окончательно.
– Не догадываетесь? Ими управляют те самые жулики. Не наоборот. Жулики и проныры у власти, остальные помалкивают.
– Но почему так? Опять – вероятность?
Картинки в виртуальном окне быстро сменяли одна другую. Клюгштайн что-то искал в памяти «Зодиака», какие-то данные предыдущих экспериментов, не отключив общей трансляции своей виртуальности. Он хотел показать их Захару.
– Вот именно – почему? – едва слышно пробормотал он.
Потом нужная картинка, видимо, нашлась, и биолог, ткнув в застывшее на экране изображение, провозгласил:
– Ага. Вот оно. Обнаружилась одна странность. Вот эти периоды. Я бы не заметил, если бы не…
Чего он заметил, Клюгштайн рассказать не успел. Из системы аудиооповещения раздался голос Граца, призывающий всех немедленно собраться в рубке для экстренного совещания. Захар машинально отметил, что доктор все так же избегает пользоваться вирт-связью.
15. Высокие технологии