Они попросту замедляли его, когда бросались всем скопом. Пилигрим разбивал их – а на него нападали новые. Он вынужден был оставаться на месте, и это отзывалось в его душе глухой яростью. Но он успокаивал себя тем, что это ненадолго. Пилигрим быстро наловчился ломать искусственных людей, разбивать на части – а дальше они уже сами обращались кто зерном, кто песком, кто пеплом. Никаких ран он не получил и точно знал, что преуспеет.
А оказалось слишком поздно. Когда Пилигрим наконец избавился от магических болванчиков, он обнаружил, что автомобиль все-таки вскрыли, монопода нигде нет. Но произошло это только что – он еще видел за клубами пара остатки второй группы, убегавшей со своей добычей.
Он попытался догнать их, волколак двигался намного быстрее, чем человек. Но и они были верны миссии: пять искусственных людей обернулись, чтобы задержать его, остальных было вполне достаточно, чтобы утащить прочь вопящего монопода.
И эти пятеро были проблемой… Не потому, что он не мог победить. Нет, как бы отчаянно они ни сражались, против волколака у них не осталось ни шанса. Проблема заключалась в другом: на сей раз драка была слишком долгой, и это многое решило.
Чтобы догнать их, Пилигриму пришлось бы двигаться в волчьем обличье по оживленным улицам, за пределами дымовой завесы. За такое его вряд ли оправдали бы, он был вынужден отступить.
Теперь ему нужно было перевоплотиться обратно в человека и доложить Усачеву о случившемся, а потом уже искать монопода по горячим следам. Это казалось Пилигриму мелочью, всего лишь формальностью – пока он не добрался до места аварии.
Нож исчез. Машины по-прежнему стояли на месте, вокруг них возились хмурые градстражи, на асфальте грудами валялось то, что осталось от искусственных людей, а ножа нигде не было.
Это означало лишь одно: снова превратиться в человека Пилигрим больше не мог.
Глава 11. Кое-что о репутации злыдней
«Если ты не уверен, что говоришь не со злыднем, любой спор теряет смысл».
По закону жанра все не должно было так закончиться, ну вот никак. Однако оказалось, что у жизни нет закона жанра. Им с Пилигримом и так везло слишком долго, рано или поздно они должны были оступиться. Но от того, что их подставил какой-то там официант непонятного вида, было вдвойне обидно.
С тех пор Рада находилась под домашним арестом. Она попробовала возмутиться и заявить, что она уже слишком взрослая для домашнего ареста. Мать на это вполне справедливо заметила, что, если кто-то слишком взрослый, кто-то может посидеть и в камере. Тогда Рада решила, что домашнее заключение – не такой уж плохой вариант.
Чуть позже ей удалось связаться с Пилигримом, и это стало настоящим облегчением. Говорили они совсем недолго, однако для Рады и это было важно. Он жив, его не отправили в какую-нибудь дальнюю тюрьму, его даже выпустили из клетки… значит, есть еще надежда! Ну а после того, как он занялся делом, ей только и оставалось, что работать с теми скудными данными, которые он успел ей передать. Пилигрим ни о чем подобном не просил, однако она при всем желании сейчас не смогла бы отвлечься от расследования.
Значит, в это дело умудрились влезть злыдни… Не так уж удивительно: они честными путями деньги отродясь не зарабатывали. Раньше они вообще о деньгах не думали. Когда мир был старым, злыдни жили по одному в лесах и лугах – мелкие страшненькие создания. Выживали они за счет того, что однажды цеплялись к случайно выбранному человеку и наполняли его дни хаосом. Этим они чем-то напоминали хихитунов, но если хихитун атаковал разных людей вокруг выбранной жертвы, то у злыдня источник энергии был всего один.
Для человека это ничем хорошим не заканчивалось. Злыдень покидал его добровольно, только если энергии оставалось совсем мало – или не оставалось вообще. Существо, склонное к милосердию, злыднем не назовут.
Но, к счастью для людей и к несчастью для злыдней, времена изменились. В крупных городах была сформирована градстража, не дававшая им покоя, а в маленькие деревни все чаще заглядывали охотники за нечистью, способные опознать угрозу. Да и деревенские священники научились изгонять злыдней, пусть и по-своему.
Злыдням пришлось приспосабливаться. Они начали сбиваться в небольшие стаи – почему-то всегда по двенадцать голов, и объяснить эту цифру не могли даже они сами. Они быстро смекнули, что в городах люди сделались нервными, а в интернете – вдвойне. Так что злыдни, научившиеся принимать человеческий облик, стали агрессивными хамами в толпе, полуадекватными водителями, провоцирующими аварии, и, конечно же, интернет-троллями. Такое градстража тоже не поощряла, но наказать могла не всегда – формально злыдни не нарушали никаких законов.