— В связи с убийством фру Идберг вы дали мне еще одну улику, изобличающую вас. Вы — единственный, у кого было алиби на тот вечер, алиби, как легко можно доказать, фальшивое. Ага, вы скажете, что иметь алиби, естественно, может и невинный человек. Тут вы правы,
— Но это... сумасшествие! — прошептал Магнус. — Все знают... от колокольчиков мне плохо...
Полицейский комиссар покинул камин и быстрым шагом направился к губернатору. Он, однако, не остановился перед ним, а, миновав его, наклонился и поднял из-за дивана какой-то предмет, который поставил на стол прямо перед Магнусом.
Вазу с колокольчиками.
Реакция была мгновенной и ужасной.
Губернатор бросился вперед и яростно закашлял. Он содрал с лица очки и зажал ладонями глаза и нос. Цвет его лица, сначала побагровевшего, тут же стал меняться на синий, как у человека в удушье.
— Уберите их, уберите! — качаясь, простонал он.
— Цветы стоят за диваном уже несколько часов, а вы сидите там, где сидите сейчас, всего в каком-то метре от колокольчиков, с семи вечера. И все это время вы вдыхали их запах. Хотя только сейчас у вас появились симптомы аллергии! Как вы можете это объяснить?
Но губернатор по-прежнему лежал лицом вниз на столе, а его тело сотрясалось, как в судороге.
— Ладно, в любом случае пора эту комедию кончать! — прошипел полицейский комиссар, вырывая цветы из вазы. — Вот вам ваши колокольчики! — и к моему неописуемому удивлению, он начал обрывать с них синие лепестки и разрывать стебли. Я
— Я разоблачил вашу уловку всего несколько часов назад. Я вдруг вспомнил, что вчера на допросе, когда вы давали показания относительно вашего визита на дачу фру Юлленстедт, на подоконнике за опущенной шторой стояла ваза с букетом полевых цветов — в основном колокольчиков. И вы никак на них не реагировали, что имело бы место, будь у вас аллергия настоящая, а не мнимая.
Сигне отложила вязание; я очень хорошо помню, как аккуратно она сложила его на диване. Казалось, наконец-то вязание закончено.
Она наклонилась над мужем, потрогала его за щеку.
— Магнус, милый! — прошептала она.
Потом взглянула вверх на комиссара. И взгляд и голос ее были ровны и спокойны.
— Будьте добры, прикажите убрать эти цветы!
Бенни Петтерсон сгреб рукой окрашенные лепестки и стебли.
— Магнус, милый! Ты должен рассказать им, рассказать все, как есть! Ты должен это сделать. Я помогу тебе.
— Я не могу, — тяжело выдохнул он между приступами кашля. — Не здесь. Не сейчас... Министр знает... он объяснит...
Сигне поднялась.
— Тогда пойдем! Я иду с тобой.
Она помогла ему подняться со стула, взяла под руку, и они вместе вышли из комнаты. За ними последовали полицейский комиссар и двое полицейских, сомкнувшиеся у двери.
Через несколько минут я услышал, как вошел в дом Министр. Я поднялся и встретил его. С плаща Министра стекали струйки воды. Я и не заметил, как начался дождь.
— Льет вовсю. Но ветер стих. Спасибо, что не забыл включить свет!
— Ты знаешь?..
— Да, теперь я знаю, — Министр выглядел страшно усталым и измотанным, и я вдруг порадовался тому, что мне ничего не надо объяснять, что он знает истину.
Он скорее всего повстречал полицейские автомобили, и Бенни Петтерсон наверняка не упустил шанса похвастать и доложить ему о своем триумфе. Или, может, он пришел к тому же выводу независимо?
— Как ты узнал?
— Это долгая история. Давай войдем и присядем!
Тем временем Стеллан Линден и Барбру Бюлинд переместились на диван. Министр уселся на один из освободившихся стульев напротив меня. Он окинул взглядом круг собравшихся.
— Где Магнус и Сигне?
— Но... ты же встретил машины?
— Нет, я шел через лес.
Я рассказал ему все, что здесь произошло, и по мере того, как рассказывал, старался на него не смотреть.
— Бог мой! — застонал Министр под конец. — Все это не так.