Министр и смерть

Поэтому, окинув взглядом гостиную и обнаружив, что общество еще только собиралось, я поднялся по лестнице в спальню. Я включил в ней верхнее освещение и встал у окна, где стояла Ева Идберг поздно вечером всего два дня назад, когда ее застрелили на этом самом месте. Яблоня тянулась ко мне снизу своими искалеченными ветвями и лишь чуть-чуть не дотягивалась до окна. Наверное, раньше, — подумал я, — отсюда можно было собирать яблоки. Я посмотрел поверх яблони на опушку леса. Стреляли откуда-то оттуда — там стоял убийца и дожидался момента, когда, наконец, на окне поднимется штора... Знает ли Министр, кто убийца? Или, может, Бенни Петтерсон тоже разгадал загадку? Зачем он собрал нас? Чтобы поставить перед фактом?

Задумавшись, я, выходя, механически выключил свет, и мне пришлось возвращаться, чтобы снова включить его.

Гостиная комната Евы Идберг была большой и уютной, а из окна ее открывался прекрасный вид на залив, поблескивавший сейчас серой гладью металла. Ветер, как и всегда к вечеру, немного улегся, но поверхность моря все еще вспарывали глубокие беспорядочные борозды. «Я появлюсь позже, когда стемнеет и уляжется ветер»... Что от хотел этим сказать?

В комнате сидели, ожидая прихода остальных, Сигне и Магнус, министр юстиции, Стеллан Линден и еще один молодой человек весьма крепкого телосложения в коричневом клубном пиджаке и с поразительно большими оттопыривающимися красными ушами. Он сидел в углу, но, казалось, занимал собой всю комнату.

Хюго Маттсон бросился в большое и удобное, стоявшее у камина кресло.

— У вас, адъюнкт, такие хорошие отношения с полицией. Может, вы знаете, зачем нас согнали сюда? И почему комиссара до сих пор нет и он не ублажает своих гостей? Раз уж Ева отсутствует — по причине, конечно, уважительной — хозяин здесь он. А мы его гости, а не пленники. Наш полицейский друг — вон тот в углу, который так старается, изображая из себя штатского, — твердит одно: он-де ничего не знает. Это с его-то ушами! Ни за что не поверю!

За меня ответила Сигне. Она сидела на диване одна. По-видимому, никто не покушался на столь необходимое ей пространство. И теперь ее щедро распространяющиеся формы гармонично сдерживались плюшевыми думочками с одной стороны и небольшими, пастельного тона, диванными подушками с другой.

— Слушайте, мне кажется, он нашел того, кто совершил все это ужасное, и теперь хочет при всех арестовать его!

— Неужели ты всерьез веришь, что этот длинноносый мужлан на что-то способен? — Стеллан Линден, стоявший, опершись на подоконник, и глядевший на море, повернулся к нам. Художник волновался: слова, которые он обычно цедил сквозь зубы, на этот раз, быстро цепляясь друг за друга, легко слетали с его губ. — Человек, сумевший проникнуть через тройное оцепление, такому ничтожеству не по зубам! Уверяю, единственное, что может полиция, это поднажать на нас в надежде, что убийца потеряет присутствие духа и расколется сам. Пока полицейским удалось только одно — превратить наши дома в тюрьмы!

— Наверное, в данном случае излишняя осторожность не повредит, — прервал молчание сидевший рядом со мной Магнус. Он мял пальцами клочок бумаги, а взгляд его нервно перебегал с бумаги на жену и обратно.

Стеллан Линден не ответил ему. Он снова повернулся лицом к заливу. Волны на нем практически стерлись. И березы на побережье больше не раскачивались. Вдали над материком лежали темные тучи. Стоило задуть легкому ветерку, и на нас снова пролился бы дождь.

Тем временем к нам присоединились профессор Хаммарстрем и Барбру Бюлинд. Автомобили, покачиваясь на неровной садовой дорожке, доставили их почти к порогу, и несколько остающихся до него шагов профессор и Барбру сделали в тесном кольце сомкнувшихся многочисленных полицейских. Двое из этого сопровождения довели их до гостиной и остались дежурить у двери. Была ли в том необходимость? Не знаю. Неужели кто-то мог решиться на последнюю отчаянную попытку даже здесь, в доме, на глазах у охваченных страхом соседей и друзей?

Кристер Хаммарстрем не ответил на наши приветствия. Кажется, он даже не обратил на них внимания. Поколебавшись с секунду, он вяло поплелся в угол и опустился там на стул рядом с переодетым в штатское полицейским. Может, он хотел сесть как можно дальше от нас? Или следовал данным ему инструкциям?

Барбру была верна себе. Ее пепельные волосы жидкими прядями свисали на лоб, а самой заметной деталью -ее, как обычно, абсолютно бессюжетного и по-осеннему унылого лица были плохо закамуфлированные пудрой прыщи. Барбру смущенно улыбнулась нам от двери, пробормотала что-то себе под нос — что, мы так и не расслышали, — и прямиком направилась к Стеллану Линдену. Оба они расположились на стульях напротив меня и, немного пошептавшись, умолкли. Барбру нервно озиралась и все время натягивала на колени свою вечную серую юбку.

Комиссара все не было. Не было и Министра.

Тем временем сумерки сгустились. Мы сидели и ждали. Иногда ворчал Хюго Маттсон, на него шикали, и все снова умолкали. Никто не знал, что готовит нам будущее, но все мы ожидали момента истины.