Министр и смерть

— Магнус не находится в стесненных материальных обстоятельствах.

— Боюсь, что находится. Иначе он не допустил бы такого развала у себя на даче. Вспомни вчерашнее заявления Сигне — «так дальше продолжаться не может!» У них просто-напросто нет средств, чтобы дачу содержать. Знаешь, я как раз в тот момент наблюдал за Магнусом и вспомнил, что подобное лицо — такое же отчаяние под маской клоуна — уже видел. Я только не мог вспомнить, у кого? А теперь вспомнил. У моего коллеги! До полного отчаяния его довели не деньги, а дисциплина! Однажды он вернулся с урока в особенно потрепанном виде. Мы посидели с ним немного, потолковали по душам, и он рассказал — естественно, с юмором — что они над ним проделали. Я уже не помню, в чем там было дело, но вот глаза коллеги запомнил. Наутро сторож обнаружил его в подвале. Он повесился.

— Но почему Магнус не попросил помощи у меня? Мы с ним хорошие друзья, мы всегда помогали друг другу в правительстве, это я сделал его губернатором.

— Ты сейчас сам трижды ответил на свой вопрос. Впрочем, может, он и просил у тебя помощи, но ты этого не заметил. Когда дело касается денег, ты становишься удивительно толстокожим.

— Но что он выгадывал, убивая Беату? О завещании он не знал.

—...с его собственных слов и со слов Сигне. Чего они действительно не знали, так это того, что она была смертельно больна. И вряд ли речь идет об умышленном, хладнокровно подготовленном убийстве. Магнус, наверное, пошел к ней, чтобы попросить денег в долг. Она отказала ему, судя по всему, уже не в первый раз, они поругались, и он в отчаянии застрелил ее.

— Но тогда он бы пошел к ней с ружьем...

— Да, тут ты прав...

— И потом, разве оставляют деньги тем, кому не желают помочь и не дают в долг?

— Как сказать. Старики не любят расставаться с тем, чем они еще владеют и что может им пригодиться. А Беата была прижимистой старухой. Может, она сказала ему, что он должен потерпеть, покуда она не умрет... Но мы все время говорим о Магнусе. А как насчет Сигне? Она в курсе финансовых дел своей семьи. Она умеет обращаться с оружием. Может, это она отправилась к Беате, чтобы еще раз попытаться взять у нее взаймы или же чтобы решить эту проблему раз и навсегда.

Я представил себе ее руки — неутомимые, вечно занятые вязанием руки. Сильные, маленькие, привычные к любой работе, привыкшие доводить дело до конца...

— Сигне не могла убить Беату! — Министр явно разволновался. — Она не могла застрелить старую беспомощную женщину, которую знала и уважала всю жизнь. Это немыслимо, невозможно!

— Человек, доведенный до отчаяния, способен на многое. Границы дозволенного и недозволенного для него стираются. Под внешним легкомыслием и материнским добродушием Сигне скрывается сильный и волевой характер. Сигне любит своего мужа. И если бы ему грозила катастрофа, а банкротство для губернатора — настоящая катастрофа, я думаю, ради него она пошла бы на все. И она бы не сошла с ума после этого и не сломалась. Она бы считала, что поступила правильно.

10

Пришедшие днем газеты больше никого не интересовали и лежали на полу беспорядочной грудой. Из-за вчерашнего происшествия, кроме утренних газет, которые получали по подписке, были закуплены еще и вечерние. С недобрыми предчувствиями я приступил к чтению.

В утренних изданиях материал излагался трезво и фактологически, в вечерних — менее трезво.

УБИЙСТВО ВДОВЫ НОБЕЛЕВСКОГО ЛАУРЕАТА — успела крикнуть мне «Афтонбладет» прежде, чем Министр выхватил ее у меня из рук.

МИНИСТР И УБИЙСТВО - протрубила «Экспрессен», успешно демонстрируя, как количество может переходить в качество. Чуть ниже была помещена фотография, подбирал которую не иначе как злой гений или же за неимением такового — редактор вечерней газеты. Министра сфотографировали в момент, когда он проходил через калитку на дачу Беаты Юлленстедт. Я хорошо помню, как полицейский отдал Министру честь, а он, отвечая на приветствие, снял шляпу. Фотограф запечатлел на снимке как раз тот миг, когда рука с шляпой находилась на полпути, поэтому читатель видел перед собой человека, прячущего за шляпой свое лицо, и полицейского, протянувшего мощную длань то ли для того, чтобы преградить ему путь, то ли, наоборот, чтобы предотвратить его бегство: оба толкования были возможны, но никак не допускали третьего. Надпись под фотографией гласила: «Министр прибыл на допрос».

— Тут они ошибаются, — подумал я. — Поскольку фотографии, как известно, не лгут, значит, лжет надпись. Здесь должно бы стоять: «Министра доставили на допрос» или «Министр на месте преступления».

Ничего более вразумительного на первой странице не поместилось, а за дальнейшей информацией читатель отсылался на страницы 6, 7, 8, 9, 10 и 11 и еще к развороту в середине газеты. Невероятно, но факт: даже худенькую старую Беату им удалось размазать на целых восемь страниц. Мельком просмотрев интересующие меня материалы, я тут же твердо решил, что убить себя не дам ни за что.