Миндаль

Мой взгляд наткнулся на пару блестящих туфель, валявшихся на полу возле входа. Это были роскошные шпильки, все усыпанные золотистыми блестками. Подойдя поближе, я перевернул их и потрогал: подошва была из очень мягкой кожи. Похоже на туфли для латины. И они словно дали мне знак и указали путь: рядом оказалась лестница, ведущая куда-то вниз. Я стал осторожно спускаться по темным ступенькам, пока не уткнулся в кучу старых коробок, наваленных чуть ли не до потолка. За ними оказалась еще одна массивная железная дверь, запиравшаяся на огромный засов, тоже железный. То есть с этой стороны открыть было можно, но пришлось долго возиться с заржавевшим замком, пока дверь с трудом не поддалась.

Передо мной развернулась картина ужасного бардака: в запущенной комнате повсюду были грязь, мусор и какой-то хлам, как на свалке. Понятно, что это какое-то тайное укрытие, но чем они тут занимаются, определить было сложно.

В углу что-то зашуршало и зашевелилось. Через миг наши глаза встретились — это был Гон. Маленький и потрепанный Гон. Одинокий, напуганный и несчастный, он сидел на полу, обхватив руками колени. «Дежавю» — я наконец вспомнил это слово. «Семейная викторина». Вопли дядьки-лавочника. Заблудившийся я. Мама, обнимающая меня в полицейском участке. Потом скачок во времени — и на моих глазах падают на землю две женщины… Я помотал головой: не время вспоминать о них. Потому что сейчас у моих ног лежал не мертвый сын лавочника, а еще живой Гон.

67

Гон смотрел на меня во все глаза. Понятно, он никак не ожидал меня здесь увидеть.

— Ты зачем сюда пришел? Черт, как ты вообще про это место узнал? — Он едва говорил, голос был хриплый. На его бледном лице не осталось живого места, оно все было покрыто синяками, ссадинами и следами побоев.

— От Колобка. Не переживай, я больше никому не говорил. Даже твоему отцу.

Едва заслышав слово «отец», Гон схватил валявшуюся рядом жестяную банку и кинул в меня. Пролетев по воздуху, банка упала на пыльный пал и откатилась в сторону.

— Сейчас о тебе речь. Что с тобой произошло? Нужно немедленно сообщить в полицию, обо всем рассказать.

— В полицию? Ну ты юморист! А пропас меня не хуже легавого, просто охуеть какой настырный.

Выпалив это, Гон рассмеялся каким-то нездоровым смехом: чересчур громко, запрокинув голову и положив руку на живот. Продолжая при этом приговаривать:

— А ты чё думал, я тебе в ноги брошусь, спасибо скажу?

Я прервал его смех:

— Не делай так, тебе это не идет. Это даже на смех не похоже.

— Ты еще будешь указывать, как мне смеяться? Я буду делать, что хочу. Жить там, где хочу. Ты чё сюда приперся, чтоб в мою жизнь влазить, дебил ты тупой? Ты что о себе возомнил? Кого в себе увидел, а?

Его крик постепенно сходил на нет. Я молча наблюдал за тем, как его трясет мелкой дрожью. За каких-то пару дней лицо Гона стало совсем другим: на него легли черные тени, кожа огрубела. Да и в нем самом что-то сильно изменилось.

— Пошли уже домой.

— Ты издеваешься? Или охуенно крутого корчишь? Говорю тебе по-хорошему, без байды: вали отсюда, пока не поздно, — прорычал Гон.

— Для чего тебе все это? Думаешь, вытерпишь эти унижения и это сделает тебя сильнее? Не сделает, будешь просто притворяться сильным.

— А ты не притворяйся, что в этом разбираешься, придурок. Что вообще такой на башку ебанутый знать может? — снова заорал Гон, но внезапно его взгляд словно начал стекленеть.

Я услышал глухой стук приближающихся шагов. Шаги слышались все ближе и ближе, пока наконец не остановились у самых дверей.

— Говорил же тебе, что нужно сваливать! — Лицо Гона перекосила мучительная гримаса.

И в комнату вошел ОН.

68

Казалось, что это не человек вошел, а вплыла гигантская тень. Это и был Стальной Жгут. На вид ему можно было дать хоть двадцать, хоть тридцать лет. Одет он был в сильно потертую плотную куртку, вельветовые штаны песочного цвета и натянутую по самые глаза панаму. Рот его закрывала маска, так что лица практически не было видно. В общем, его одежда оставляла очень странное впечатление.

— Кто такой? — спросил Жгут у Гона. Если бы змеи могли говорить, у них, наверное, был бы такой же голос.

Гон молча кусал губы, так что за него ответил я:

— Его друг.

Стальной Жгут приподнял брови, на лбу появилось несколько продольных морщин.

— И как друг узнал про это место? Хотя нет, зачем друг сюда пришел?

— Забрать Гона.

Жгут медленно опустился в скрипучее кресло. Его огромная тень тоже словно сложилась надвое.

— А ты, часом, ничего не перепутал? Ну, например, себя с героем? — спросил он тихо и насмешливо.

Интонации его были очень мягкие, манера говорить могла бы даже сойти за благожелательную, если бы не смысл произносимых им слов.

— Гону нужно домой. Его отец ждет.

— Заткнись! — Гон взвился и что-то прошептал на ухо Жгуту.

Тот покивал.

— А, так это ты. Гон рассказывал про тебя и твою болезнь. Есть такая или нет — не знаю, но в лице ты и впрямь не переменился, когда я вошел. Другие обычно не так реагируют, как меня завидят.

— Я уйду с Гоном. Отпустите его, — повторил я снова.

— Гон, как тебе идея? Пойдешь с кентом своим?