Милый мой Игнатиус

Прислонившись плечом к печи стоял Водянкин. Водянкин? Он-то как здесь оказался? Впрочем, неверный вопрос, правильно будет: что он тут делает? На роже нарисовано самодовольство, в каждом кулаке по скалке. Он сюда тесто катать пришёл?

С трудом, но до меня стало доходить, что ситуация поворачивается не в ту сторону, на которую мы изначально рассчитывали. Водянкин поднялся, замахнулся скалками, дед Лаюн подхватил ухват, а жабоид заорал пароль:

— Дава-а-ай!

Однако выхватить обрез я не успел. Сзади по голове что-то ударило, и я выключился.

Глава 9, о переменчивости госпожи Фортуны

Что происходило в избе последующие несколько минут, я не знаю, и как вёл себя жабоид в создавшейся ситуации — героически или вновь застопорился — пусть гадают историки. Когда я пришёл в себя, голова болела неимоверно, буквально, раскалывалась. Что за день сегодня? Сначала щека, потом рёбра, теперь вот башка. Ещё не ночь, а я уже весь израненный.

Но это было не самое страшное. Когда я наконец-то ощутил себя, то понял, что сижу на стуле, вернее, что я к нему привязан, а ещё вернее, примотан скотчем. Жабоид, такой же примотанный, сидел напротив и таращился на меня круглыми от страха глазами. Сидели мы не там, где я отключился, а судя по запаху и окружающей температуре, в хлеву. Ну хорошо хоть на стульях, а то могли просто в навоз бросить. Где-то за спиной жевала жвачку корова. Бурёнушка, милая. Мне захотелось прижаться к ней и уснуть. Она, должно быть, очень добрая и очень тёплая...

Моим дальнейшим рассуждениям о корове помешала крепкая крестьянская длань. Она взяла меня за ворот и встряхнула.

— Откуда он у тебя?

Перед глазами появился обрез.

— Говорит, Ядвига дала, — услышал я голос Водянкина. — Врёт, однозначно.

— Врёт, — поддержал его дед Лаюн. — Незачем с ними возиться, Микулушка, всё и так ясно, как божий день.

— Как это незачем возиться? — всхлипнул жабоид. — Очень даже есть зачем. Мы же к вам со всей душой шли. Со всей своей открытой душой...

— А кто хотел Лаюна пытать? — снова послышался голос Водянкина.

— Пытать? — изумился жабоид. — Да как вам мысль такая крамольная могла прийти, уважаемый старейшина! И уж если на то пошло, так вы сами предлагали пристрелить его.

— Предлагал, — согласился Водянкин. — Но только в целях обмана, чтоб, значит, войти к врагам в доверие и выведать их дальнейшие планы. Я правильно говорю, Микулушка?

Тот, кто держал меня за воротник, кивнул. Я попытался смерить его взглядом. Крупный товарищ. Плечи шире моих в два раза, и стоит согнувшись, потому что высоты хлева, дабы выпрямиться во весь рост, ему не хватает. И очень сильный, хотя на вид лет семьдесят.

— Признавайся, где взял? — снова ткнул он в меня обрезом.

Мне ничего и никому не хотелось объяснять. Не верят? Их проблемы. Пускай сами доказывают, что я его украл. А у меня вообще голова болит. Мне сейчас горячего чаю выпить и прислониться к Бурёнке. Бурёнушка, подойди ближе... Я закрыл глаза и начал заваливаться набок.

— Сильно ты его, Микулушка, приложил, — причмокнул Водянкин. — Перестарался. Не добьёмся мы сейчас от него правды. Подождать надо, покуда оклемается.

— Пусть ночь здесь посидят, — предложил дед Лаюн. — Утром от них больше пользы выйдет.

Человек богатырского роста отпустил мой воротник.

— Не замёрзнут они здесь?

— Что ты, Микулушка, скотина не мёрзнет, а им с чего ж? До утра дотерпят, — отмахнулся дед Лаюн, и засуетился с хозяйской гостеприимностью. — Пойдём в избу, друг дорогой, я блинов напёк, попотчую тебя.

— Не, до дому надо, старуха ждёт. Ты Водянкина блинами потчуй, он блины любит...

Водяной закивал, дескать, люблю, верно, но его дед Лаюн приглашать не стал, сослался на усталость и на то, что спать пора. Водянкина это задело, он надул губы и запыхтел подобно паровозу. На мой взгляд, совершенно глупая реакция. Меня тоже на блины не позвали, но я при этом обиженку из себя не строю.

Поговорив ещё немного на крестьянские темы, троица стариков-разбойников покинула хлев. Мигнула и погасла лампочка, стало темно. Наконец-то. Я попытался устроиться на стуле поудобнее, чтоб хоть немножко дать упор больной голове и подремать. Что будет утром, честно говоря, меня интересовало мало. Что будет, то и будет. Не убьют же они нас в самом деле. А если и убьют...

— Игнатиус, ты только не спи, — послышался скулёж жабоида. — Мне страшно.

В темноте его глаза отсвечивали красным, словно две маленьких искорки, две маленьких капельки крови. Мне захотелось взять платок и вытереть их, а ещё лучше замазать цементом, чтоб не светили и не мешали спать.

— Игнатиус, — снова заблеял Дмитрий Анатольевич, — поговори со мной.

Вот же лист банный. Меня мутит, голова раскалывается, а он...

— О чём с тобою говорить?

— О чём-нибудь.

Ох ты, какой простор для фантазии. О чём-нибудь, это, получается, о чём хочешь или даже о чём угодно. Можно выбрать абсолютно любую тему, пусть неприятную или весьма личную, и попробуй отказаться, ибо сам сказал: о чём-нибудь.