Милый Ханс, дорогой Пётр

Опять поцелуй ему воздушный, от всей души. Потом еще лицо мрачное сделала, передразнивая. А между куплетами жестом энергично подбодрила: танцуй, танцуй!

Не узнал ее, с ума сошел, что вдруг такая. За ногу схватил, за лодочку. Но увернулась кокетливо, ждала будто, пальцем погрозив строго. Номер даже получился совместный.

И снесла толпа, опять потащила. Повисли сзади на спине, и он за кого-то схватился. И в летке-енке, ноги задирая, со всеми уже бежал, как Вера велела.

Сожрала Кабыша змея, к выходу поползла, извиваясь. И за дверьми ресторана на газон выплюнула в общей куче-мале.

А на траве на солнышке вдруг опять Петро рукой тяжелой пригвоздил, рядом приземлился.

– Ё-моё, Валерка? Судьба, чего? Никуда друг от дружки!

Другой рукой еще он невесту свою обнимал, и вот обоих их к себе притиснул богатырски, в одно с собой целое соединил:

– Ларка, это Валерка! Валерка, Ларка это! Всё!

Краток был, зато целовать стал по очереди, в губы, причем обоих. И сам чуть не плакал, пьяный от умиления.

Ларе не понравилось.

– Петро, у тебя там во рту чего, батарейка?

– Да вроде не закусывал! – отвечал бодро Петро.

– А чем таким, что прямо вкус металлический?

Петро быстро нашелся:

– Так, может, Валерка это? Валерка батарейку съел!

Лара, губы поджав, от мужа отодвинулась, на спину легла кверху своим животиком. И Кабыш под это дело тоже скорей отполз, под трещинку семейную.

– Не дергайся, – пробормотал Петро и к газону опять придавил.

Люди мимо шли, улыбались, что свадьбе места мало, на траве от веселья бездыханная.

Петро заворочался недовольно вдруг:

– Валерка, а чего такое?

– А чего, Петро?

– А правда, как во рту насрали, металл! Вот я и думаю, может такое, что атомщики опять набедокурили? Ночью, говорят, на четвертом было у них, слышал, нет?

Кабыш не замедлил с ответом:

– Бак СУЗ рванул.

Лара из-за плеча мужа высунулась:

– Это что за зверь такой?

– Аварийной воды бак. Сто десять кубов зверь.

– Гремучка! – кивнул со знанием дела Петро. – Так ведь плюнули еще, небось?

– В пределах, – не моргнул глазом Кабыш.

Рука Петро на груди у него дрогнула.

– Валерка, а чего ты? Ё-моё, сердце, ну ураган!

Никуда не деться было. И Лара еще, привстав, из-за плеча все смотрела пристально, взглядом тревожно буравила.

Петро близко вдруг лицо придвинул:

– А помнишь, кореш, такое? Помнишь ты, нет, как сюда с дембелей только на стройку мы, ты да я? Вот на четвертый самый этот! И тоннель когда под него? Было – нет, что в грязи день-ночь корячились, ногу ты сломал? А, Валерка? – И засмеялся, сквозь слезы пьяные подмигнул: – Ну, зато на другой потом прыгнул, на здоровой! В высоту!

– Горько! – сказал Кабыш.

И Петро рука тяжелая слабеть на груди стала, и от кореша к Ларе законным своим путем пошла, к телу ее, шее, щекам горячим. И пока поцелуй металлический длился, ускользнул от парочки Кабыш, и не заметили.

* * *

В ресторан опять, куда же. Официанты, передышку получив, в зале пустом среди разгрома бродили, приборы со столов на полу в осколках высматривали. А музыкантов и след простыл.

Внутрь Кабыш сразу, в недра ресторанные, и по коридорам тусклым с подсобками, чуть не в каждую заглядывал. И Вера из-за ящиков навстречу сама к нему выскочила, предусмотрительно рукой уже загораживаясь:

– Валик, ребята деньги вперед взяли, не могла я! Прихожу, а уже за песни заплачено, ну, что петь я должна! Не знала я ничего, Валик, и они не знали, когда брали, что такое вдруг! А теперь сами испугались и в ловушке, играть должны! Вот могла я к тебе? Нет, ты подумай хорошо! Подумай!

Получилось, наоборот, это она его настигла. Скороговоркой выпалила и заныла, совсем обезоруживая:

– Ой, Валик, ты не уходи только, недолго еще, скоро я! Ты же не уйдешь, правда? Не уйдешь, знаю!

И ведь правдой все было. Паспорт с туфлями, теперь ловушка вдруг эта. И то, что он уйти от нее не мог, конечно.

– Сказала им, значит? – спросил Кабыш.

Удивилась в ответ она:

– А как же? Ты же сам хотел, нет?

– Чего я?

– Ну, не сам именно, а чтобы я это им… нет разве?

Руку опустила и прическу новую поправила: миновала опасность.

– Валик, а в ресторан кто привел, вот кто?

– Так случайно.

Уже пальцем ему хитро грозила:

– А что одну меня к ним отправил, сам не пошел? Тоже случайно? А, Валик?

И смутила вдруг его, совсем в тупик загнала, что сказать, не знал.

– Вот случайно так и реактор грохнул, – проговорила Вера глубокомысленно, с прической вместе в новой какой-то роли пребывая. И прицепилась опять: – А зря ты это, между прочим. Ребята о тебе одно хорошее только!

– Хорошие ребята, – усмехнулся Кабыш.

– А ты?

– И я.

– А что ж обиды эти, когда хорошие все? – не отступала Вера.

Изнемогал уже.

– Какие такие, какие? Да пошли они!

Она одобрила:

– Обиды? Вот, Валик, правильно!

– Ребята, – сказал Кабыш.

* * *

И голос за спиной отозвался:

– Пришли мы, Джонни!

Оказывается, Джонни он был. И в спектакле участвовал, сам не зная, старался. Потому что за ящиками в закутке как раз ребята хорошие сидели, музыканты.

– Еще откликаешься? – удивился гитарист. – Ну, что ж мы? Сплотимся, товарищи, в час роковой, как там у вас?

– У нас работу делают, потом деньги берут, – сказал Кабыш.